Дорога волка

* * *

Иэн держал толстую папку под одной рукой и коричневую двухцветную кофейную кружку в другой. Он стоял в дверях между приёмной и кабинетом и умудрился не выдать удивления, увидев нас.

– Лукас, – сказал он. – Ты вернулся.

Мне начало надоедать, что он всё проговаривает словами.

– Мы можем побеседовать? – бабушка усердно улыбалась ему. Её глаза блестели. Я не знал, от холода и ветра или от чего-то ещё.

– У нас была запланирована только вводная сессия, и у меня следующий клиент через… – он беспомощно оглянулся в поисках часов.

– О, Иэн, – сказала бабушка, подходя к нему и касаясь его локтя. – Это всего на несколько минут, правда, Лукас?

Она бросила на меня острый взгляд.

– Ээ, да, – подтвердил я.

– Видите ли, Иэн, мы всё обговорили. Не так ли, Лукас?

– Да.

Бабушка улыбалась ему в лицо, её рука была на его локте. Я постарался принять заинтересованный вид.

– Ну… – сказал Иэн, приходя к решению, – я могу дать вам десять минут до следующего клиента.

Я пошёл за ними наверх. Бабушка задавала ему массу личных вопросов, на которые он не отвечал.

На лестничной площадке он повернулся, прижал свою толстую папку к животу и объяснил, что не может выдавать клиентам свою личную информацию, это непрофессионально.

– Ну разумеется, это я сглупила, – сказала бабушка. – В моей работе так же.

В кабинете Иэн положил, наконец, свою папку. Бабушка сняла свою куртку.

Я тоже.

– Итак, Лукас, – сказал Иэн, когда мы сели. – Хочешь на наших встречах проговорить всё, что с тобой происходило в последнее время?

Я кивнул.

– Скажи мне, почему ты ушёл в прошлый раз? Я пожал плечами.

– Лукас, это будет работать только если ты этого сам захочешь. Ты хочешь ходить сюда, ко мне, и разговаривать?

– Да, хочет.

Он не сводил с меня взгляда.

Когда я открыл рот, он тут же пересох и снова издал тот забавный звук.

– Э-э, да, – сказал я.

– Видите, он хочет, – сказала бабушка. – Так что он придёт к вам на следующей неделе в то же время.

Она уже наклонилась, чтобы встать.

– Подождите минутку, Ив.

Бабушка замерла.

– Я тебе не верю, Лукас.

Он благостно смотрел на меня.

– Я думаю, Лукас, что ты вернулся только потому, что тебя убедила твоя бабушка.

– Иэн, он согласился…

Иэн поднял руку, останавливая бабушку.

– Если хочешь прийти сюда и поговорить, Лукас, я с радостью выслушаю. Ты пережил большую потерю. Я думаю, что смогу помочь тебе. Но если ты не хочешь, то толка не будет.

– Он придёт. Это всё, что вам нужно знать.

Иэн, похоже, ждал, когда я отвечу.

– Не расскажете мне, как здесь подать жалобу, – потребовала бабушка.

– Чуть позже, Ив, – сказал Иэн, не сводя с меня взгляда. – Сначала я хотел бы услышать Лукаса.

Я смотрел на соединения ковролиновых плиток.

Тишина продолжалась, наверное, с полминуты.

– Давай остановимся здесь, а ты обдумаешь это за Рождество? – сказал наконец Иэн. – Если захочешь прийти, когда мы откроемся после праздников, мы будем рады. Но если ты не хочешь принимать участия в процессе, лучше не начинать.

Повисла тишина. Я чувствовал, что бабушке стоит усилий её не нарушить.

– Как тебе такой вариант? – спросил Иэн.

– Да, нормально, – ответил я.

Бабушка хотела что-то сказать, но Иэн взял свою толстую папку, достал ручку и сделал запись в своём блокноте. Она ждала. Он вырвал лист из блокнота и протянул ей.

– Подать жалобу можете по этой ссылке, – сказал он.

Мы подошли к вешалке, я снял свою куртку, бабушка сняла свою, и мы ушли.

Глава 27. Сельдерей

Мистер Бонд отстранил меня от уроков на последние десять дней семестра за то, что я напал на Стива Скотта в автобусе. Ещё он позвонил в Службу помощи детям и подросткам, и она послала ко мне социального работника. После случая в автобусе бабушка, похоже, сильно заволновалась, потому что когда соцработник спросил её, как она справляется со мной, она ответила не сразу. Это меня напугало. В конце разговора соцработник сказал, что мы оба не справляемся, и что он поможет мне найти психолога. Я сказал, что он мне не нужен. Соцработник сказал, что тогда они, вероятно, отправят меня в приёмную семью. И вот из-за всего этого я не сказал бабушке про волка. Она бы решила, что я спятил. А если узнают соцработники, они тоже решат, что я спятил, и тут же отправят меня в детдом или психбольницу. Но местное телевидение верило в волка. Как и местная газета. И фермеры, на чьи стада он нападал. Он был там, на горе, дикий, свободный. И убивал.

* * *

В субботу бабушка крикнула от входной двери: «К тебе пришли!»

Я спустился и обнаружил Малки в наглухо застёгнутой чёрной зимней куртке. Его лицо было белым. А нос, как всегда, – ярко-красным.

– Решил зайти посмотреть, как у тебя дела, – сказал он простуженным голосом.

– Да никак, – сказал я.

Мы стояли друг напротив друга на декабрьском морозе.

– Хочешь зайти? – предложил я.

Он пожал плечами и вошёл. Бабушка была в гостиной, так что я повёл его наверх. Он оглядел мою комнату.

– У тебя нет ни одного плаката?

– Есть, дома.

Он кивнул так, будто бы и не предполагал, что мой дом где-то ещё.

– Ну, – сказал он. – Что случилось после твоего, эм… нападения на Стива Скотта?