Дорога ввысь. Новые сокровища старых страниц. №4

„...Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим, прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был уже далеко, увидел его отец и сжалился; и побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги... И начали веселиться".

Долго раздумывал Ганс Виктор над этими словами. Затем он положил книжечку на стол, опустился на колени и раскрыл свое сердце перед Богом, так как понял, что Бог находит радость в том, чтобы совершать милость и даровать прощение.

Внизу, из окна каюты, выглядывала маленькая девочка.

- Мама, солнце пробивается сквозь густой туман. Посмотри, оно уже совсем большое и становится все ярче! Наверняка будет чудесный день!

Улыбаясь, мама кивнула ребенку...

В доме Резеке стало очень тихо. Большая гостиная уже давно больше не использовалась, и у прислуги в доме было немного дел. Они часто сидели все вместе на кухне и болтали, а свою работу выполняли на цыпочках и лишь перешептывались. Был снят дверной колокольчик, окна были завешаны плотными гардинами - господин Резеке был болен, очень болен.

„Печаль о сыне свалила его", - считали многие из круга его знакомых. И он выглядел не только больным, а человеком, сломленным тяжелой ношей.

Глаза больного беспокойно блуждали, его губы шевелились. Ханна, ухаживающая за ним, обеспокоенно смотрела на него.

- Состояние, - с трудом пробормотал больной, -потеряно, безвозвратно потеряно! Мне следовало бы знать об этом, мои люди в главной конторе много раз предупреждали меня! Я не знал, что такое может быть...

- Господин Резеке, пожалуйста, - напомнила Ханна, - господин доктор прописал не волноваться...

- Не волноваться? - сразу перебил он, - разве я не спокоен? Разве я что-то сказал, Ханна, о чем я говорил?

- О деньгах...

- Тихо! Молчи. Я говорил о деньгах - вздор! Вы ничего не понимаете в деньгах, Ханна, или?

- Немного, господин Резеке.

- Не пускайте никого ко мне, Ханна! Я сам не знаю, что говорю. И никто не ухаживает за мной так хорошо, как Вы, Ханна. Я хочу Вас вознаградить за это, если я...

- Этого не нужно, господин Резеке. У меня есть все, что мне нужно, - ответила Ханна. Нет, она немного понимала в деньгах, но ей было теперь ясно одно: господин банкир Резеке был не только одним из самых богатых, но и одним из самых несчастных во всем Берлине. Не боль за сына, а потеря большой суммы денег подорвала его силы и не давала ему больше никакого покоя.

- Я могу потерять еще больше и стать нищим! Мы должны себя ограничивать и экономить! - бормотал больной.

Хотя обстоятельная проверка всего состояния дел, произведенная главным бухгалтером, показала, что большая часть потери уже возмещена, тем не менее господин Резеке мучился всевозможными бредовыми представлениями о том, как он в конце концов вынужден будет продать свой дом и провести остаток жизни где-нибудь в обшарпанной, снятой внаем квартире, как обанкротившийся, презираемый человек.

„Как тяжело богатым войти в Царство Божие! - невольно думала Ханна. - Как тяжело! Но что невозможно у людей, возможно у Бога. Все!" И снова она складывала руки и молилась за семью Резеке.

- Ханна, - внезапно спросил больной и напряженно посмотрел на нее, - Вы счастливы?

Она вздохнула.

- О да, - затем ответила она, - я счастлива.

Больной удивился. Как может быть счастлива эта одинокая, старая женщина? Господин Резеке до этого момента еще никогда не задумывался, как одиноко и безрадостно, должно быть, все-таки чувствовала она себя в его доме. А что с ней будет, когда она совсем состарится? Ну да, он будет заботиться о ней, он действительно намеревался так сделать, только она этого не знала, так как он никогда не говорил с ней об этом. Если он ее просто отпустит, что тогда? Сомневаясь, он спросил:

- Разве у Вас нет никаких забот?

- Есть, но немного.

На это больной спросил с любопытством: - А как Вы от них избавились?

Ханна сильно покраснела. - От некоторых я избавилась уже давно, а другие я доверила Богу, - ответила она, помедлив.

- ...Богу доверила...? Именно так? Могу я спросить, Ханна, что это было, что Вы Ему доверили?

- Ему я могу доверить все, господин Резеке, все. Господин Резеке недолго подумал, затем отвернулся к стене. „Чепуха! - сказал он себе. - Набожное жеманство!" Но сияющие глаза Ханны и ее спокойная убежденность подтверждали ее слова. „Она счастлива, действительно счастлива," - признался он себе.

- Ханна, - снова спросил он, - что именно за заботу Вы доверили Богу?

Ханна все более смущалась. Это было для нее невозможно сказать - невозможно! Она молчала.

- Ханна?

- Я... этого я не могу сказать.

- Почему нет?

- Я не могу.

- Я все-таки очень хотел бы узнать, что это за забота, которую Вы смогли так просто переложить на Бога.

- Я боюсь, я хлопочу - о, господин Резеке, простите - я бы так хотела, чтобы Вы...

- Заботитесь обо мне, Ханна? Дальше! - настаивал он.