Дорога запустения

– Еще десять-двадцать минут, и мы подключим энергию, – сказал Дхаврам Мантонес. – И нам нужно будет защищать генератор.

– Это приказ. – Арни Тенебрия резко встала и пошла к себе. Посмотрела на раскрашенное лицо в настенном зеркале. Дурацкое тщеславие; она – больше не Птица-Смерть, она – Птица-Время, Хроно-Феникс. Стирая глупую краску с лица, она размышляла о девяноставосьмипроцентнтых потерях в окопах периметра. Не имеет значения. Пластмассовые солдатики. Первостепенная боевая задача – понять, как использовать временаматыватель, ради такого Арни Тенебрия радостно приняла бы и стопроцентные потери. Универсальная гибель. Концепция начинала ей нравиться.

В лучших традициях герильеро отряд Шэннон Йсангани на цыпочках шел по улочкам Дороги Запустения. Тут и там стеклянные кратеры увековечивали память тех, кто слишком доверился защитным куполам. На углу Синего проулка шагала боемашина, вытаптывая по пути «Сингх-Сингх-Сингх» и Адвокатское Бюро Мак-Ивора. Когда солдаты напустили на себя невидимость, Шэннон Йсангани осознала, что они с десантником Мёртой Мелиндзакисом отделились от товарищей. Спрятавшись невидимкой на крыльце чайханы «Новый Парадиз», она смотрела, как турели мечутся влево-вправо, влево-вправо, разыскивая живых, чтобы их уничтожить. Машины зла. Ей казалось, что она различает стрелков в шлемах – экипажи боевых станций. Страх перед стальной штуковиной парализовал в Шэннон Йсангани военный нерв: она не могла напасть на боемашину, как не могла напасть на железный кошмар детства. Десантник Мёрта Мелиндзакис – другое дело. Видимо, ничто не тревожило его детские сны, потому что он выскользнул из невидимости и воздел П-индуктор, чтобы выстрелить, и дуло турели, по несчастливому совпадению направленное точно на него, в упор обдало десантника плевком субквантовой ярости. Сверхновый свет выбелил каждый сантиметр малярных работ на углу Синей и Хризантемовой. Неонки пустых гостиниц спазмировали, оставив по себе краткую люминесцентную вспышку, светорассеиватели на миг замкнуло, и остатки Зеленой Группы возникли из ничего мутными прозрачными призраками. Шэннон Йсангани прокричала панический приказ разделиться и отступать по Синему проулку.

– Эй, Медвежонок, как ты их! Говорю, ты их ух как!

Стрелок Джонстон М’боте осклабился и сплюнул одновременно: никто так больше не мог, потому что никто так не хотел.

– Да ладно. Просто наводишь пушку когда надо и на кого надо. Эй! – Вращающиеся глазные яблоки зафиксировали движение на крошечном монохромном телевизоре. – Эй, тут дух убегает!

– Да ну ее…

– Она же враг! Я хочу ее пристрелить.

– Полегче с тахбластами, Медвежонок, а то отстрелишь нам ногу, как мы тогда?

– Ну уж хрена вам! – сказал Джонстон М’боте разобиженно.

Он выплеснул раздражение на фасад чайханы «Новый Парадиз», украсив ее тройкой-другой выстрелов из 88-миллиметровой пушки, после чего Медведище (на деле субкомандир Гавриил О’Бирн) отчитал его за трату боеприпасов. Тогда он как следует почесался, запустив руку поглубже в вонючие подштанники, и Боевая Машина Т27 «Восточное Просветление» заковыляла прочь оказывать огневую поддержку у ворот Стальтауна, в процессе случайно и без злого умысла раздавив пол-особняка Сталина и целую жену Сталина одним небрежным движением передней правой.

– Эй, тут внизу какой-то мужик! – Сквозь амбразуры подбрюшной турели Джонстон М’боте разглядел любопытно искаженного перспективой м-ра Сталина: тот в бессильной ярости грозил кулаками боемашине, только что убившей женщину, с которой он прожил двадцать лет.

– Внизу что?

– Медведище, тут мужик!

– Кажись, владелец дома, который ты только что того, Медведище, – прощебетал Медведица с верхотуры главной турели. Джонстон М’боте знал Медведицу только по ворчливому голосу по межсвязи. Он в жизни не видал этого Медведицу, но подозревал, что стрелок номер один и командир друг друга недолюбливают. Хотя стойте-ка, он ведь и командира никогда не видал.

– Внизу что? – снова спросил Медведище.

– Мужик, внизу, на большом-пребольшом бобовом поле, – сказал Джонстон М’боте, идеально уравновешиваясь, чтобы не пропустить дальнейшее. – Знаете, я думаю, нам надо быть типа… осторожными, ну, вот как вы меня всегда предупреждаете… Ой. Вот.

– Что, Медвежонок?

– Ничего, Медведище.

Т27 «Восточное Просветление» под руководством Медведища, Медведицы и Медвежонка быстренько перебежало на Зеленую улицу, превратив м-ра Сталина в невезучую лужицу под той же передней правой.

– Св. Екатерина! Вы хоть знате, чего наделали? – завизжал Медведица и стал так длинно и детально препираться с командиром, что Джонстон М’боте приглушил взаимные пререкания, и его мизинец станцевал джигу под «Серенаду улицы Томболовой» Гамильтона Боханнона и его Свингующих Асов. На войне опять было круче некуда.

Круто долбить по блиндированным мешками с песком окопам из пушки; круто давить удирающих герильеро и со звуком «пыщ!» сжигать их дотла из ТБ; круто, даже когда страшно, даже когда слышишь в наушниках, как умирает здесь и сейчас экипаж Т32, «Персик Авессалома», в суматохе не понимающий, по ком стрелять.