Дорогая Альма

— Если честно, тут была полная задница, уж простите, фрау Сэтерлэнд. — Дитрих поморщился. — Еле заползли в эту деревушку. Какие уж тут награждения. Скажите спасибо, что не погнали нас грязным веником. А то бы сейчас докладывали рейхсфюреру, что мы чуть не назад до границы драпанули. Большевики тут дрались как львы, это без преувеличения. Даже собак на нас бросили. У меня покусанных больше, чем раненых. Пришлось подмогу вызывать. Ребята из «Мертвой головы» подсобили. Я даже приказал разрешить местным всех погибших большевиков собрать и похоронить. Герои. Ничего не скажешь. А моим — позор. Расслабились. Кстати, фрау Сэтерлэнд, — вдруг вспомнил он. — Оберштурмфюрер Штефан Колер — ваш сынок?

— Да, мой. — Маренн приподняла брови удивленно, — А что? Он должен был отбыть в расположение своей дивизии.

— Как бы не так, — усмехнулся Дитрих. — До сих пор сидит в нашей ремонтке. Мы уже выступаем через полтора часа. — Он взглянул на часы. — Выдвинется с нами, а там — к своим. Мне уж его командир Кеплер телефон оборвал: «А где там Колер с экипажем? Все никак не починится?» Сейчас пошлю за ним. — Дитрих снял трубку и приказал адъютанту: — Оберштурмфюрера СС Колера — ко мне. Да, да. Из «Мертвой головы» который. Как — где искать? В ремонтке, конечно. — Он положил трубку. — Сейчас придет. Знаю, что вам не терпится с ним увидеться.

— Спасибо, Зепп. — Маренн не на шутку разволновалась, но постаралась скрыть чувства. Штефана она никак не ожидала здесь застать. «И ведь ничего не сообщил и больше не объявлялся».

— Что же касается Олендорфа, — Дитрих встал и подошел к окну, заложив руки за спину. — Этот малый мне уже тоже успел досадить, — признался он. — Звонил тут час назад. Спрашивал, когда выступаете, зудит у него. Я ему сказал: выступаем согласно приказу, нечего подгонять. Сами знаем, что делать. Так он мне, — Дитрих повернулся, — имейте, мол, в виду, я сейчас отдам приказ отравить все колодцы. Так что предупреждаю. Но я врезал ему хорошенько. Отравить колодцы… У меня здесь целая бригада, сотни человек, разве всех предупредишь? А он мне: нам надо устроить, чтобы местные жители подумали, что это большевики сами отравили колодцы при отступлении, и начали бы друг с другом ссориться, тогда они легче выдадут своих вожаков. Это ему Гейдрих такую инструкцию написал. Я ему сказал: ты что, спятил, друг? Я здесь уже три дня стою, ем и пью, все местные жители это видят. А ты — большевики отравили. Он же как козел, прошу прощения, — у меня инструкция. Я ему прямо сказал: мне плевать на твои инструкции, пока я здесь — чтоб ни шагу в мое расположение. Если хоть кто-то у меня схватит отраву, хоть последний поваренок, шкуру спущу сам, собственными руками, и рейхсфюреру все доложу.

— Так, может, и не ждать, пока Олендорф инструкцию выполнит, — подхватила Маренн. — Как раз заранее рейхсфюрера проинформировать? Вот и повод серьезный будет.

— Возможно, вы и правы, фрау Сэтерлэнд. — Дитрих вздохнул. — Хотя не люблю я лезть в эти игры подковерные. Мне на фронте легче. Тут все ясно: где свои, где чужие. Но Олендорф ведь не отвяжется. Он к нашей армии приставлен. Он и дальше за нами последует. И все это будет повторяться не один раз. Надо сразу точки над «и» расставить. Верно, — согласился он. — Вообще не понимаю, зачем отравлять колодцы? — Зепп пожал плечами. — Если эта земля захвачена моими солдатами, это земля рейха, сюда приедут переселенцы, фюрер будет раздавать земли на Востоке, как он обещал. Кто потом все это будет очищать? Бред какой-то. — Он помолчал мгновение, глядя на карту на столе, потом спросил: — А вы-то что, собственно, хотите от рейхсфюрера? Может быть, не просто вызвать его с совещания? Может, чем-то еще могу помочь? Посущественней.