Дорогая Альма

— Полагаю, да. — Маренн бросила быстрый взгляд на Фрица, тот кивнул. — Отравлять колодцы — это недопустимо. Через колодцы яд может попасть в другие водоемы. Мне стало известно от смотрителя одной из брошенных усадеб здесь, на Умани, что в этих местах находится целебный источник — вода, богатая серебром. Пока что мы не провели исследования, но, по рассказам местных, вода существенно ускоряет процесс выздоровления после тяжелых травм и ранений. Я доложила доктору Гебхардту. — Тут Маренн не покривила душой: «Можно считать, что я уже доложила», — подумала она. — И мы решили взять воду на анализ, чтобы в дальнейшем устроить в этих местах санаторий для служащих войск СС. Однако появился Олендорф. Еще даже не зная о том, что он собирается отравлять колодцы, я предположила, что он своими методами просто приведет в негодность всю окружающую территорию и о санатории можно будет забыть. Я попросила Джил, мою дочь, написать рапорт рейхсфюреру с просьбой приостановить операцию Олендорфа до проведения исследований. Но время уходит, — Маренн посмотрела на часы, — а она никак не может доставить бумагу Гиммлеру, чтобы получить его резолюцию. Он находится на совещании у фюрера, и сколько это продлится, как всегда, никто не знает. В конце концов, и без санатория. — Маренн наклонилась к Дитриху. — Ты же солдат, Зепп, ты же участвовал в Первой мировой, как и я. Расстреливать в затылок стариков, детей, женщин, отбирая у них поблекшие серебряные колечки и выдирая потускневшие железные зубы якобы на пользу рейха — это нынче достойное занятие для воина СС? Далеко ли уйдут твои танки, Зепп, сделанные из таких зубов? Кто теперь олицетворяет славу немецкого оружия — предводители «панцервагенов» с Железными крестами за доблесть или вот такие Олендорфы с циркулями и тоже Железными крестами, за измерение черепов? Боюсь, что очень скоро второе станет куда почетнее, чем первое, — заключила она. Дитрих слушал ее молча, глядя в стол. Но скулы на загорелом лице двигались от напряжения.

— Господин группенфюрер, — она услышала за спиной голос Штефана, — оберштурмфюрер Колер по вашему приказанию… Мама? — спросил он изумленно, увидев Маренн.

— Подожди там. — Дитрих показал рукой на соседнюю комнату, где находились адъютанты. — Минуту.

— Яволь.

Штефан вышел, дверь закрылась.

— Вот что, — пристукнув ладонью по столу, Дитрих встал и снова подошел к окну. — Не мне обсуждать решения фюрера, но все это пахнет дерьмом, я согласен. Ты можешь сейчас связаться с Джил? — Он повернулся и внимательно посмотрел на Маренн.

— Думаю, что могу, — ответила Маренн уверенно.

— Тогда скажи ей, чтобы она ехала на Вильгельмштрассе в рейхсканцелярию. Я позвоню Гюнше, адъютанту фюрера. Он аккуратный и исполнительный офицер. Он возьмет у Джил бумагу, а я переговорю с рейхсфюрером. Потом Гюнше сам доведет до Олендорфа его решение. Так будет весомее.

— Спасибо, Зепп. Но времени у нас практически нет, — сказала Маренн с отчаянием. — До выступления «Лейбштандарта», а значит, до начала операции Олендорфа осталось час и двадцать минут.

— Но час-то и двадцать минут есть. — Дитрих усмехнулся. — Ты же сама сказала, мы — солдаты, у нас свой счет, для нас час и двадцать минут — это очень много времени. Можно успеть взять штурмом целый город, а можно потерять. — Он придвинул ей телефон с орлом на циферблате. — Это прямая связь с Берлином. Звони.

— Куда? — Маренн повернулась к Рауху.

— Я думаю, начать надо с Фелькерзама, адъютанта Шелленберга, — предложил он. — Он ее найдет.

Спустя всего лишь семь минут голос Джил зазвенел в трубке. Связь была настолько чистой, что Маренн слышала дочь, как будто она находилась рядом с ней.

— Мама, как ты меня нашла? Ты знаешь, я ничего не могу сделать. — В словах Джил промелькнули нотки отчаяния. — Я очень стараюсь, но ничего пока не получается. Я сейчас у фрау Марты, — сообщила она. — У Нанетты высокая температура, но фрау Марта все равно приняла меня, она понимает, как важна твоя просьба, только… — Джил запнулась, не зная, как назвать по связи рейхсфюрера. — Одним словом, его нет и связаться с ним фрау Марта никак не может. Нет в кабинете, нет нигде, где можно было бы переговорить. — Джил старалась говорить аккуратно. — А Нанетте очень плохо, вот фрау Марта хочет переговорить с тобой. Она в отчаянии, да и я тоже. Мы уже дали все лекарства, которые ты прописывала, но ничего не помогает.

— Джил, дорогая, сейчас я поговорю с фрау Мартой, мы обязательно справимся, — произнесла Маренн, стараясь оставаться невозмутимой. — А ты сейчас возьми бумагу, которую ты составила, и поезжай на Вильгельмштрассе 77.

— В канцелярию? — изумилась Джил. — Меня не пустят. У меня нет пропуска.

— Тебе не надо заходить внутрь. С охраны вызовешь гауптштурмфюрера Гюнше, он будет информирован, и отдашь ему бумагу, а затем будешь ждать в машине, когда он вынесет тебе решение. Сколько тебе понадобится времени?

— На машине — полчаса, мама.

— Выезжай немедленно, — распорядилась Маренн. — А теперь дай трубку фрау Марте.

— Хорошо, мама.