Дорогая редакция. Подлинная история «Ленты.ру», рассказанная ее создателями

Мы тогда в «Ленте» не репортаж сделали, а просто опубликовали расшифровку трех этих выступлений, трех последних слов. Вынужден признать, что читали и цитировали этот текст больше и чаще, чем просто репортажи.

С приговором, в сущности, все было ясно. Адская давка из журналистов, всевозможных активистов, да и кого там только не было. Не поддающиеся логике действия приставов, которые несколько раз превращали голову очереди у входа в хвост, а потом обратно, и так несколько раз. Кто-то вынес на лестничную клетку колонки, и приговор звучал на все здание суда. Да, там, как обычно, в полном объеме были учтены свидетельства обвинения и вообще не учтены свидетельства защиты. В этом смысле все и осталось предсказуемо – российский суд не подвел. Но только в этом, на осмысление остального у людей еще месяцы ушли.

Девушкам дали легендарную «двушечку». «Ну как?» – спросил я у корреспондента The New York Times. «П*здец», – ответил американец без намека на акцент. «You are welcome», – ответил я. И пошел в редакцию, даже уже не в состоянии фокусироваться на том, что мимо опять кого-то несут в автозак.

* * *

Прошел всего-то год, и судов в жизни стало значительно больше. Не то чтобы я их полюбил, просто так получилось, что все мои ньюсмейкеры плавно отправились туда в качестве свидетелей и обвиняемых, а кому уже и приговор вынесли. В середине апреля 2013 года штаб Алексея Навального разослал журналистам, которые планировали освещать дело «Кировлеса», копии обвинительного заключения.

Вот тогда с реакцией – все в том же историческом значении этого слова – все уже было в полном порядке. Либеральный small talk того времени – это когда на вопрос «как дела?» собеседник начинал материться. Это был последний год существования хоть какого-то рыночка независимых СМИ в России. «Лента. ру» перезапустилась, сделала это красиво. Количество читателей росло каждый день, в рейтинге цитируемости любое место, кроме первого среди интернет-СМИ, воспринималось как недоразумение. Это было круто, но в складывающейся ситуации одновременно и нелепо. Мы всего-то хотели быть обывателями, людьми, которые работают ради существования здравого смысла и пытаются работать хорошо. Только-то. А получилось так, что мы, сами того не желая, оказались где-то на передних краях Борьбы За Свободу Слова В России. Вылезли из окопа и стояли такие – флагами размахивая. Чувствуя себя крайне неуютно при этом.

Репортажи с суда над Навальным с Офицеровым стали, ну по крайней мере для меня, отправной точкой в те самые окопы. Независимость и объективность еще никто не отменил. Базовый принцип журналистики: рассказываешь о конфликте – дай точки зрения всех сторон – тоже никто не отменил. Но тогда я впервые почувствовал – поиск здравого смысла и справедливости приводит тебя в ту самую оппозицию, о которой ты еще недавно старался писать более чем нейтрально. Система координат в политике и в обществе поехала уже тогда, задолго до событий на Украине.

С Навальным мы были знакомы с 2005 года, с тех времен, когда он вел политические дебаты и вел крайне забавный «Живой журнал» с шуточками из серии: «Если мне еще кто-нибудь позвонит из [движения] «Оборона» и попросит объяснить, как вешать ролики на ютюб, я сделаю то, что не может сделать кровавый режим. Я разгоню всю вашу оборону нахер!» Я еще с тех времен очень ему симпатизировал, поэтому текст обвинительного заключения по «Кировлесу» читал, придираясь ко всему как последний нашист. Если там есть подвох, я должен знать, в чем он заключается. Ну и плюс общая ответственность: конечно, для «Коммерсанта», «Ведомостей», РИА Новости, других больших СМИ освещение таких процессов было делом обычным, но для «Ленты» это был первый такой опыт.

Я это обвинительное заключение выучил почти наизусть. Оно поначалу чем-то напоминало математическую задачку. Окей, некая «Вятская лесная компания» во главе с Петром Офицеровым приобрела у филиалов ГУП «Кировлес» продукции на 16,5 миллионов рублей. Заплатила с этой суммы налоги и зарплату сотрудникам. За часть поставок не расплатилась и потом судилась с «Кировлесом» в арбитражных судах, которые принимали решения как в одну сторону, так и в другую. Дальше простая математика переставала работать: из обвинительного заключения внезапно следовало, что все 16,5 миллионов похитили Навальный (работавший советником губернатора Кировской области Никиты Белых) и Офицеров. Из чего это следует? А из того, что они приятели и вместе не любили директора «Кировлеса» Опалева. Есть в обвинительном заключении хоть одно доказательство, что Навальный причастен к ВЛК? Ну, хотя бы подпись хоть под одним документом? Нет. Есть ли хоть какое-то представление, куда Навальный и Офицеров эти 16,5 миллионов дели? Нет. Зато есть чудесная фраза: «Замаскировали преступную деятельность под гражданско-правовые отношения». Ладно, думаю, может быть, я чего-то не понимаю, ну, прокуроры разъяснят.