Я шел и шел. Мне не хотелось останавливаться. Я надеялся, что смогу подумать, как следует, но внутри меня была абсолютная пустота. Мои мозги зашторились от меня самого, не желая ни на что реагировать. От этой странной внутренней пустоты раскалывалась голова. Я давно уже забыл, что голова может так сильно болеть, а ее будто что-то изнутри разрывало. Я старался не обращать на боль внимания, но она давила все сильнее. Наверное, это от голода, подумалось мне. Я зашел в ближайшую кафешку и купил чашку чая с пирожным. Отпил несколько глотков и почувствовал, как меня начинает знобить и трясти. Ощущения, что я замерз, у меня не было. Странно, значит это нервное. Надо себя успокоить, нельзя же так себя не контролировать. Я собрался и попытался сосредоточиться на чем-то отвлеченном, но ничего у меня не выходило. Меня продолжала бить мелкая неприятная дрожь. Я решил, что лучше выйти снова на улицу, там ощущения были комфортнее. В ночном небе отчетливо видимое полыхало зарево – над городом сиял во всей своей красе праздник. Я взглянул на часы. Была половина девятого. Да, мне еще гулять и гулять, но почему-то это меня не пугало.
– С праздником, Алехин, – крикнул он громко, так что я чуть не вздрогнул.
– Спасибо, вас также.
Наш комендант слегка покачивался, но взгляд, как ни странно, имел ясный. Довольно улыбаясь, он спросил:
– Испугался?
– Вроде того.
– Ха! А ты думал, все вымерли? Нет, самые крепкие еще остались. Нас так просто не прошибешь. Настоящий мужик не падает никогда, – он стукнул себя кулаком в грудь. – Пошли, выпьем по сто грамм и я, пожалуй, отправлюсь баиньки.
– Я лучше чайку.
– Ну как знаешь, – он осмотрел мой неподобающий кухне наряд и спросил, – а ты уходишь или приходишь?
– Прихожу.
– Это хорошо. Пошли, выпьем по пятьдесят за мягкую посадку.
– Ставки снижаются? – спросил я, но счастливый комендант меня не понял.
– Не снижаются, – уверенно заявил он. – Ишь ты, взяли моду, каждый новый год ждать снижения. Прошли те времена, когда на каждый Новый год трудящимся был подарок от заботливого правительства.
Я понял, что он лыка не вяжет и решил не продолжать разговор. Сейчас подождет немного, послушает тишину, а потом пойдет к себе в кабинет отсыпаться. Интересно только, с кем это он так набрался. Чтобы не встречаться с ним взглядом, я отвернулся к окну, надеясь, что и он быстро потеряет ко мне интерес. Но Валентин Иванович не собирался так просто расставаться с неожиданно возникшим собеседником.
– Вот скажи мне, Алехин, почему все физики, серьезные и вдумчивые люди, не любят серьезных разговоров? Избегают компаний нормальных мужиков, жмутся по своим коморкам. Не знаешь? А я тебе скажу. Вы, хотя и умные ребята, не умеете по настоящему думать, а для того чтобы вести разговор, нужно уметь осмыслить слова собеседника.
На слове «осмыслить» он несколько раз запнулся, но все-таки сумел победить свой голосовой аппарат.
– А вообще, я вам, стервецам, завидую, – сделал неожиданное признание Валентин Иванович.
– Это еще отчего? – спросил я.