Дорогами тьмы

– Как только вы получите кошель серебра – мне надо время, чтобы собрать монеты с жителей деревни, – я принесу требуемую клятву, – пообещал раввин, чтобы выиграть время. Он видел, как бежал к воротам от центральной площади страж, показывая дорогу оттоманскому торговцу.

Иноземец, одетый в черное, торжественно, словно король, вышагивал по вымощенной камнями улице. На венчающем его голову тюрбане колыхалось блестящее черное перо, пришпиленное бриллиантом черного цвета. На черном камзоле ослепительно горели черные бриллианты. Черный плащ покрывал его плечи, черные сапоги облегали ноги. В руке его, в ножнах, украшенных россыпью блестящих брильянтов, покоился скимитар, изгибающийся, как месяц. На его загорелом лице сияла улыбка.

* * *

Ишрак, не отводя острия кинжала от горла оглушенного торговца, чувствовала, как он дрожит под ее ногой.

– Даруй мне время для молитвы! Хоть ты и неверная, но наверняка ты тоже обращаешься в молитве к своему Богу. Мне нужно покаяться, замолить свои грехи.

Ишрак не торопилась с ответом, впитывая едкий, исходящий от поверженного врага запах страха.

– Я дарую тебе больше, – наконец произнесла она. – Я дарую тебе жизнь, но только если ты ответишь на мои вопросы.

На какую-то долю секунду он сузил карие глаза и стрельнул в нее хитрым взглядом.

– И тогда ты отпустишь меня на все четыре стороны?

– Если ответишь, ничего не скрывая. И помни, я знаю и Лукретили, и Джорджо, возможно, лучше тебя. Одно слово лжи, и, клянусь, рука моя не дрогнет, и я тотчас перережу тебе глотку.

Он судорожно глотнул.

– Я умираю от жажды и адской боли.

– Не сомневаюсь, – не выказала ни малейшего сочувствия Ишрак. – Скажи спасибо, что ты чувствуешь боль. Промахнись я хотя бы на дюйм, и я бы вышибла тебе глаз камнем, и ты бы умер. Итак, отвечай, кто тебя послал?

– Брат леди из Лукретили, Джорджо. Он приказал убить ее или извести каким-либо способом и забрать боевой меч.

– Зачем ему меч?

– Без меча ему не упрочить своего положения. Это меч его отца, почивший лорд всегда клялся на нем, прежде чем приступить к вынесению приговоров, когда ему приходилось выполнять роль судьи. Без меча такого болвана, как Джорджо, никто всерьез воспринимать не будет. Где уж ему повелевать и властвовать!

– Джорждо упоминал о послании, содержащемся на мече?

– Нет, – торговец замотал головой и тут же пожалел об этом, застонав от боли.

– Ты знаешь, почему лезвие этого меча прикручено к ножнам?

– Клянусь, я понятия не имею. Мне просто приказали добыть его.

– Зачем ты пытался отравить меня?

– Всем известно, что ты жизни не пощадишь ради Изольды. Все знают, какова ты в деле – неумолимая, сильная, опасная. Он повелел мне сперва уничтожить тебя, а потом избавиться и от его сестры.

Ишрак молча кивнула, ее душила ярость. Она глубоко вздохнула, чтобы унять вновь всколыхнувшуюся в ней ненависть.

– Где ты достал яд для сережек?

– Джорджо дал его мне. Я пропитал ядом серьги и заодно ожерелье.

Ишрак снова глубоко вздохнула, отвращение к коробейнику и его господину сдавило ей горло.

– Но почему ты отослал Изольду с танцорами? Разве не легче было отравить ее? Какую цель ты преследовал? И как ты сумел провернуть это?

Он самодовольно ухмыльнулся, как человек, которому вознесли хвалу за содеянное им нелегкое великое дело. Мягко надавливая на кинжал, Ишрак провела лезвием по лицу мошенника, заметила пульсирующую на шее жилку и подумала, с какой легкость могла бы сейчас ее проткнуть.

– Я полагал, что, если она убежит с танцорами, обо мне никто и не вспомнит, – оправдывался торговец. – Я не предполагал, что ты выживешь. Удивительно, как тебе это удалось. Это ведь сильнодействующий яд.

Ишрак кивнула.

– Но как тебе удалось все это провернуть?

– О, у меня дар, – внезапно заурчал коробейник напевно, ласково. – Мой голос, убаюкивающий и нежный, любого заставит плясать под мою дудку. Любого заставит сделать то, что я ему прикажу, моя юная госпожа. Я порабощаю разум людей, мои мысли становятся их мыслями. Тебе ведь тоже нравится слушать меня, я так обходителен, так участлив. А ты страсть как истосковалась по доброму слову. Ты едва держишься на ногах, веки твои тяжелы, ты хочешь спать. Сейчас я начну считать от пяти до одного, и когда я скажу «два», ты погрузишься в сон. Такой вот у меня талант, и он тебе придется по душе.

Не отрывая пронзительного взгляда от Ишрак, он погладил вздувшуюся багровую рану на скуле.

– Ты устала, ты долго скакала на лошади, ты еще не оправилась от тяжелой болезни, – прошептал он. – Ты нестерпимо хочешь спать. Я начинаю отчет: пять… четыре… три… два…

Однако Ишрак все так же мрачно и неотрывно глядела на него: веки ее не дрогнули, рука с ножом не ослабла.

– Произнесешь «один», и ты – покойник, – нежно, в тон ему, проворковала она.

* * *

Пошатываясь, покачиваясь и пританцовывая, Изольда с трудом поднялась на ноги. Фрейзе взял ее за руку и они вместе уставились на приближающегося оттомана, который, пристально глядя на Изольду, крепко сжимал рукоять своего невероятного скимитара.