– Погоди, – ахнул Фрейзе. – А не тот ли это оттоманский работорговец, заклятый враг милорда? Рассказавший Луке, как найти и выкупить из рабства отца?
– Раду-бей? – выдохнул Изольда. Как ни силилась она, но ноги ее, даже сейчас, когда музыка больше не играла, продолжали тихонечко подрагивать.
– Ну, точно он, – сухо заключил Фрейзе. – А Ишрак еще с ним секретничала, хотя он – непримиримый недруг магистра Ордена Тьмы.
– Я с ним не встречалась, – ответила Изольда, с интересом рассматривая мужчину в черных сапогах для верховой езды, который приближался к ним пружинящим шагом. – Я видела его мельком из окна гостиницы. Ты уверен, что это он?
– Ну, если это не он, то таких, как он, развелось слишком много, – буркнул Фрейзе. – Готов присягнуть, что это Раду-бей. Христианин по рождению, командующий элитными частями Оттоманской империи, правая рука султана. И что же он забыл здесь, в этой деревушке?
Молодой человек приблизился, отвесил им легкий поклон – скорее небрежно кивнул, повернулся к раввину и, почтительно приложив руку к сердцу, склонился почти до самой земли.
– Раду-бей? – резко спросил его Фрейзе. – Полагаю, мы с тобой уже встречались.
Оттоман обернулся и смерил долгим придирчивым взглядом насупленную фигуру крепко сбитого, но изможденного юноши в грязной одежде.
– Да, встречались, – коротко ответил он. – В более благоприятные для тебя времена.
– Ах, – воскликнул Фрейзе, – каких только времен я с тех пор не повидал! Расскажу – не поверишь. Но, похоже, и с тобой приключилось немало. В нашу первую встречу ты был работорговцем и приплыл на огромном корабле, нос которого был оборудован страшным штырем, у тебя имелись карты, и ты читал по звездам. Ты отобедал с Лукой, моим хозяином, и, я подозреваю, в полночь незаметно прокрался в наш дом и приколол к сердцу милорда нашивку, черную метку, предупреждая, что ты мог бы убить его во сне. Все верно?
Усмехнувшись, Раду-бей кивнул.
– Угроза, – многозначительно процедил Фрейзе. – Повелителю Луки.
– Скажем, просто шалость, дружеская выходка.
– И кто же ты теперь, а? – грозно надвинулся на него Фрейзе.
– Все тот же торговец. – В качестве искупления за столь явную ложь Раду-бей адресовал Изольде обаятельную улыбку. – И работорговлей я никогда не занимался. Когда мы с тобой встретились, я не торговал рабами, я путешествовал на своей личной галере.
– Но хотелось бы тебе заметить, что управлялась она отнюдь не свободными людьми, – бросил ему в лицо Фрейзе.
– Именно так, – ничуть не смутившись, ответил заезжий мавританин. – Разумеется, гребцы на ней были рабы. У меня нет никакого желания отпускать на волю неверных.
– А теперь что, ты стал евреем? – грубо оборвал его Фрейзе.
– Фрейзе! – возмутилась Изольда.
– Я был крещен в детстве, но потом обратился в мусульманство, и теперь я мусульманин. К иудаизму я, как и любой человек, почитающий знания, отношусь с глубочайшим уважением. Все мы – люди Писания.
– Прости нас, – вступилась за Фрейзе Изольда. – Мы сами не в себе из-за того, что нам пришлось пережить. Страх разъедает нам души. Над нами нависла смертельная опасность. И я осмеливаюсь просить тебя о великой милости.
Раду-бей учтиво склонил голову.
– Если дама просит меня о помощи, я не могу отказать ей. Что я должен сделать? – спросил он, словно не замечая ее слабо взбрыкивающих ног и красных башмачков, сочащихся кровью.
– Разрежь мои башмачки. Никто не может снять их с меня, никто не осмеливается. А мне надо от них избавиться. Они заставляют меня танцевать. По силам ли тебе разрезать их и освободить меня?
– Так, чтобы ее не поранить, – предостерег Фрейзе.
– Меч мой остер, он волос на лету разрежет. – Раду-бей нахмурился. – Но вспороть башмачки и не поранить тебя? Хм… Проще уж отрубить тебе ноги по щиколотки, и дело с концом. На культяпках, моя госпожа, не потанцуешь! Готова ли ты пойти на такой риск?
Изольда глубоко вздохнула, села на булыжную мостовую, прислонившись спиной к воротам, и вытянула свои беспокойно подрагивающие ноги.
– Разрежь башмачки, – попросила она. – Хотя бы попытайся. А если не получится – отрежь мне ноги.
Ее слова до глубины души потрясли Раду-бея.
– Ты на самом деле хочешь, чтобы я отрубил тебе ноги? По-моему, это неудачная шутка.
– Разрежь башмачки, – повторила она. – Если получится. Если нет – отрежь мои ноги по щиколотки.
– Боль будет невыносимой, – сказал он, изумленный ее непреклонной решительностью.
– Я знаю.
– Ты истечешь кровью и, возможно, умрешь.
– Я готова рискнуть. А ты должен будешь засвидетельствовать, что жители деревушки, иудеи, всячески отговаривали меня от этой затеи. Если я умру, вынеси меня за ворота, чтобы никто не посмел обвинить их в моей смерти.
Такого мужества он от нее не ожидал.
– Ты превратишься в калеку, – растерянно проговорил он. – Лишишься красоты и грации. Никто не захочет взять тебя в жены.
– Что ж, значит, такова моя злосчастная доля.
Раду-бей перевел взгляд на окостеневшего раввина.
– Да ни одна женщина в мире не согласится лишиться ног!