Каннибальские войны продолжались бы. Число племен уменьшалось бы, общая численность населения тоже. Выживали бы самые поднаторевшие в войне. В конце осталось бы одно племя или союз близкородственных племен. Этакий коллективный крысиный волк. Асы и корифеи войны на истребление.
А дальше развилка. Два варианта развития.
При полной изоляции — пожирание своих. По жребию, по воле богов, озвученной жрецами, по тупому праву силы… не важно, результат один: коллапс и исчезновение социума.
Но маори не сидели в полной изоляции. Строить мореходные каноэ они не разучились. И совершили бы внешнюю экспансию. По Океании покатилась бы орда свирепых, донельзя искушенных в войне людоедов, оставляя после себя пепелища и обглоданные человеческие кости.
Один из прецедентов случился уже в исторические времена, на другом конце глобуса, в Вест-Индии, где тоже хватало скудных на ресурсы островов. И кочевых караибов-людоедов, под ноль истребленных европейцами, отчего-то совершенно не жаль.
И маори, и их потенциальных жертв (многие другие народности Океании) спасло своевременное прибытие европейцев к берегам Новой Зеландии. Спустя недолгое время каннибализм резко пошел на убыль.
Нет, дело не в проповедях миссионеров, осуждавших такую практику. Всё проще. От европейцев маори получили два крайне полезных подарка: свиней и картофель. И немедленно начали подарки разводить и выращивать.
Вид хрюшек, превратившихся для маори в животных легендарных и мифических, не растрогал суровые сердца и человеколюбия не добавил. Причины смягчения нравов сугубо прагматичные: свинья растет гораздо быстрее человека, а когда ее собираются забить на мясо, не отбивается копьем, палицей, боевым топором.
Картофель давал огромные в сравнении с местными бататами урожаи, причем в Новой Зеландии, зимы в нашем понимании не знающей, — несколько раз в год. Маори было самим не съесть столько, и картофель превратился в важную экспортную культуру, европейские торговцы охотно отдавали за него всевозможные интересующие маори товары (оружие и металлические инструменты в первую очередь, на всякую мишуру и дешевку, вроде стеклянных бус, эти суровые мужчины не велись).
Конечно, так вот сразу каннибализм маори не забросили… Но кушали людей теперь редко. По большим праздникам. В ритуальных целях. Человечина перестала быть повседневной пищей.
Войны между племенами не стихли. Напротив, полыхнули с удвоенной силой, с утроенной. Главной целью, главной добычей оставались по-прежнему пленники. Но теперь их не кушали, а превращали в рабов и заставляли растить картофель и ухаживать за свиньями.
Мы отмечали, каким реликтом и тормозом для развития в те же самые годы было рабство в США, России, Бразилии. В Новой Зеландии, наоборот, рабство стало прогрессом и громадным шагом вперед. Для всех. Даже для бесправных пленников-рабов. Потому что, согласитесь, гораздо лучше ухаживать за свиньями, чем угодить на вертел, а затем на пиршественный стол. У свинаря судьба еще по-всякому повернуться может, а из чужого желудка есть лишь один выход… ладно, два. Но оба не вдохновляют.
Тут есть одна тонкость. По давней традиции за бататами не могли ухаживать ни женщины, ни рабы. Табу. Только мужчины-воины могли приближаться к бататовым грядкам, отчего на войну у них оставалось гораздо меньше времени (кто-то крайне мудрый и дальновидный внедрил в свое время эту традицию).
На картофель традиция не распространялась. У воинов оказались развязаны руки, они могли теперь воевать круглый год и охотно это делали. Бесконечные войны получили название «картофельных».
А там и Хонга Хика подоспел со своими военными реформами и закупленным в Англии оружием. И вскоре система приобрела законченный вид: племена, успевшие поголовно вооружиться, совершали все более дальние походы, громили тех, кто протормозил и новые веяния оценил не сразу: обращали в рабство, отбирали земли, тут же начинали выращивать на них картофель, разводить свиней. Картошка и свинина шли на экспорт, обеспечивали бесперебойный поток оружия и боеприпасов, те позволяли совершать новые походы… и так по кругу, процесс получил название «мушкетных войн». Вскоре не вооружившихся не осталось. Вооружившиеся немедленно начали выяснять, кто из них лучше научился владеть новым оружием.
Европейцы заинтересовано наблюдали за всем этим со стороны, бесперебойно поставляли оружие и выжидали, когда маори самоистребятся, освободив весьма лакомые территории. Силой или обманом отжимать земли у этих отморозков, обвешанных огнестрелом и прекрасно им владеющих, дураков не находилось.
Ожидания оправдались лишь отчасти. Население островов заметно поуменьшилось, но выжили люди отборные…
Гвозди бы делать из этих людей.
Теперь, наверное, ни у кого не возникнет вопросов, отчего авантюрист Шарль де Тьерри, крестный отец «мушкетных войн», отнюдь не сразу отправился вступать во владение своей новозеландской недвижимостью. Соваться на острова в одиночку ему казалось не самой удачной идеей. Гораздо лучше сделать это во главе хорошо вооруженного экспедиционного корпуса.