Читаем Дороги без следов полностью

Раздевая летчика в перевязочной, Вихаленя заметил на плечах его куртки свежую дырку. Была она и на гимнастерке, на том же самом месте, неровная, рваная. Из нее торчала шерсть свитера.

Как только Кривохиж расстегнул ремень и начал вместе с гимнастеркой снимать свитер, на пол что-то со стуком упа­ло. Вихаленя наклонился и поднял расплющенную головку эрликоновского снаряда, положил себе в карман.

Усадил летчика на табурет. Осмотрел один, потом другой глаз. Промыл их раствором, протер марлей.

- Погодите, доктор... - Кривохиж посмотрел направо, потом налево.- Так уже ничего... А остальное проморгается.

Затем Вихаленя осмотрел ожоги на лице, как раз на тех местах, которые не закрывал шлемофон.

- И будешь ты, Иван Иваныч, как зебра - в полоску,- улыбнулся Вихаленя, беря пузырек с традиционной зеленкой,- Разрисую тебя...

- И будете вы после этого не доктор, а владимирский богомаз,- в тон доктору ответил Кривохиж.

Из перевязочной втроем пошли в рентгеновский каби­нет. Сначала Кривохижа смотрел госпитальный рентгенолог, потом сам Вихаленя. К счастью, ни трещин, ни переломов костей не обнаружили. Значит, порядок!

Потом дежурный врач повел Вихаленю и Кривохижа в приемный покой. Как только понял, что полковой врач со­бирается забрать летчика с собой - заупрямился:

- Не отдам. Пусть у нас лечится.

Кривохиж стал было протестовать, но Вихаленя согла­сился с дежурным врачом. Не потому, что госпиталь был лучше укомплектован специалистами - их авиационный лазарет тоже не плохой. Тут Кривохиж за день успокоится, к нему не будут забегать товарищи, человек быстрее попра­вится.

Дежурный показал на дверь и пошел - зазвонил теле­фон. Кривохиж переступил порог палаты и очутился в чис­той половине обычной крестьянской хаты.

- Где же мне здесь устроиться? - глянул на Вихаленю.

В хате стояло шесть застеленных коек. Кривохиж выбрал место за печкой возле окна, лег, а Вихаленя сел рядом на табуретке.

Кривохиж закрыл глаза.

- Подождите, как же это было? - вспоминал он.- Сели мы в самолеты. Взлетели,- Кривохиж помолчал.- Слепило солнце. Я опустил со лба светофильтровые очки и потерял из виду Степанова. Он быстро рванул вверх - хотел отсечь "фоккера". Тут у меня треснула бронеспинка. Гляжу - в кабину дым пошел. Мне прыгать надо, а не помню, надел ли парашют. Провел рукой по груди - лямки! Открыл фонарь и сквозь пламя выскочил из кабины. Рванул кольцо... Меня так подбросило, что с ноги слетел унт... Плюхнулся в снег. Скажите, Степанов догнал "фоккера"?

- Нет.

- Фриц ударил с солнечной стороны. У него была боль­шая скорость.

- Надо было бы вам на север взлетать. Набрали бы вы­соту и увидели...

- У нас была высота, и мы могли драться, если бы на том рывке я не отстал от Степанова... Эх, сколько раз гово­рил Пищиков: "Ведомый не должен отставать от ведущего и на сантиметр..." Мы слушали и думали: э, теория все это. Оказалось, живая практика,- Кривохиж стиснул зубы, по­тянул в себя воздух.

- Знаю, жжет, но терпи,- сказал Вихаленя.- Выпол­няй госпитальный режим, слушайся докторов, ясно? Я скоро приеду, заберу тебя. А этот трофей повезу в полк,- подки­нул на ладони осколок эрликоновского снаряда.- Если бы он не выдохся, не обессилел, пробивая бронеспинку, то...

Кривохиж подержал осколок, удивился.

- Да-а...

Вихаленя встал, пожал Кривохижу обе руки и вышел на крыльцо. Сказал хлопцам, чтобы шли прощаться, а сам стал бродить возле дома.

Солнце скатилось на запад. Крепчал мороз. Вихаленя глянул на холмистое поле. На восток от гребня снег на поле посинел, а на запад все еще мягко румянился на солнце.

"Повезло парню",- порадовался за Кривохижа Вихале­ня и, увидев на крыльце адъютанта с механиками, приказал садиться на машину. Подойдя к крыльцу, он услыхал голос Петрова. Тот прощался последним:

- Иван Иванович, все это пройдет, как с белых яблонь дым, но запомни: за одного битого двух небитых дают. Дай твою братскую руку. Ну, до встречи!

Вихаленя не успел ничего сказать лейтенанту Петрову, как вдруг морозную тишину разорвал нарастающий гул: прямо над головой, блеснув черными крестами с белой ка­емкой, пронеслись два "фоккера" и над полем, где чернело пятно, стали в круг. Это было так неожиданно, что все за­мерли на месте. Таких, можно сказать, нахальных фрицев видели впервые.

- Это он, собака, показывает, где сбил Кривохижа,- первым нарушил молчание Петров и бросился с крыльца к автомашине. Открыл кабину, выдернул из гнезда карабин шофера. Стал на колено, положил ствол на радиатор, при­целился.

- Я им сейчас!

Тем временем "фоккеры" опустились так низко, что нуж­но было удивляться, как это они не боялись, разворачиваясь, чиркануть концом плоскости по заснеженному полю. Ясно, что один из них и сбил Кривохижа. Воротился, видно, на базу, доложил, а ему не поверили. Понадобилось подтверж­дение другого летчика, и вот они теперь прилетели вдвоем. Натужно ревели моторы вражеских самолетов. И вдруг этот рев разорвал сухой свист.

Тах-тах-та! - гулко, с металлическим звоном посыпа­лись выстрелы авиационных пушек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Белорусский роман

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне