- Будет и на нашей улице праздник. - Степанов разделся, снял сапоги и лег на кровать. Взял книгу. Прочитал страничку "Севастопольских рассказов" и удивился, что ничего не осталось в голове.
Вскочил с кровати, снял с полки баян.
- Сыграть, что ли, тетка Аксинья?
- Играй, Алеша...
Степанов склонился над баяном. Чуб упал на лоб. Хату заполнили мелодии, и веселые, и грустные одновременно.
Степанов заметил, что хозяйка склонилась у печи и углом платка вытирает слезы. Потом набросила на плечи кожушок и вышла из хаты.
Он постами баян на лавку, прикусил губу. Разжалобил хозяйку. Известно, вспомнила сыновей, мужа... Не выдержала Ах, черт! Лучше бы полежать да поспать.
Посмотрел в окно на сумрачную улицу, на серый, едва различимый в тумане забор, прошелся по хате.
Снова лег на кровать и, заложив руки за голову, задумался. Давно нет писем из дома. Здорова ли мать? Как помогает ей сестренка? Как сама учится? И от отца давно нет вестей. Пока придет то письмо из-под Мурманска... Как он воюет, артиллерист-зенитчик?
Сомкнул веки и будто наяву увидел улицу родной деревни. Вот и изба с высоким крыльцом. Скворечница на березе. Глубокий овраг за огородами. Он тянется до самой Оки. За оврагом - ровное поле, за полем - березник, куда он часто ходил по грибы с мальчишками и девчонками. Где они теперь? Мальчишки, известно, на фронте, а девчонки... Клава... Курносая, с кудрявыми волосами соломенного цвета... Погоди, погоди, это же не Клава, а Леля! Винарская Леля!
Открыл глаза, встал, глянул в окно. По-прежнему чуть виднелся в тумане серый забор, дальше темнела дорога. Спал он или не спал? И с чего это ему приснилась Клава? Как же это он перепутал ее, курносую, с Лелей?
Степанов вышел на улицу, по грязи перебрался на другую сторону и подался в конец деревни. На выгоне остановился. Прикинул, как лучше пройти на аэродром.
По краям зимней дороги еще держались обломки грязного льда.
Неожиданно справа выплыла из тумана фигура рослого офицера в армейской шинели. Видно, он обрадовался встрече и сразу спросил:
- Это Кулики?
- Примерно...
Тяжело ступая, к Степанову подошел капитан, в грязи по колено, но бодрый, с открытым приятным лицом. На ровных, будто нарисованных, бровях блестели капельки росы. Большие серые глаза смотрели мягко, доброжелательно.
- В Сырокоренье сказали, что до Куликов десять километров. Мне же показалось - все двадцать!
- Только десять.
- Будем знакомы: капитан Ушаков.
Степанов пожал его горячую твердую руку.
- Мне надо на аэродром,- сказал капитан.
- Кто вы?
Капитан расстегнул шинель, вынул из кармана гимнастерки бумагу. Степанов прочитал ее и вернул.
- Вместо Потышина?
- Так случилось.
- А где же он?
- В наземных частях...
- Вам на аэродром незачем идти. - Степанов посмотрел на капитана. - Потышин жил в этой крайней хате. Командир полка - на другой стороне... В пятой.
- Все ясно. Спасибо.
Степанов был доволен, что остался один, что не надо сопровождать нового человека, показываться в штабе. Переступая с одной льдины на другую, легко зашагал на аэродром. Хорошо думалось про Лелю, и незаметно для себя он пустился бегом.
"Целую неделю не был на аэродроме и не видел ее". Посмотрел на часы. Скоро вечер. Это даже обрадовало. На аэродром придет в сумерках. Вряд ли кто заметит, что появился на стоянках.
Все складывалось как нельзя лучше. Кривохиж не видел и не знает, куда пошел его командир звена. Капитан Ушаков тоже остался в деревне.
Степанов стал весело насвистывать.
Очутившись на краю аэродрома, задумался. Где же теперь Леля? В землянке или в столовой? Куда пойти сначала? Из летчиков на КП сегодня никого нет.
Неожиданно встретился инженер второй эскадрильи, который с аэродрома спешил в Кулики.
- Дежурить?
- Проверять дежурства,- ответил Степанов.
Застыдился, что соврал товарищу. Однако и правду ему сказать он не мог.
Возле КП Степанова окликнул его механик.
- Добрый вечер, товарищ командир. На дежурство?
- Бери выше, Семка!
- А я со стоянки. Такая слякоть, что машина чуть не утонула. Прокопал ручейки, думаю, вода за ночь спадет. Под колеса подложил доски.
В темноте Степанов не видел лица Семки. По голосу понял, что парень рад встрече и готов без конца рассказывать командиру экипажа про свою работу.
Степанов протянул руку и, нащупав на куртке механика холодную влажную пуговицу, потянул к себе. Тот замолчал.
- Сбегай, Семка, в землянку. Не в службу... Скажи Леле, пусть придет сюда.
- Один момент! - Механик зашлепал по лужам.
Степанов забыл предупредить, чтобы сделал он это тихо, незаметно, и теперь, стоя на полдороге от солдатской столовой к командному пункту, прислушивался к шагам, отчетливо раздававшимся правее. Это прошли в землянку механики второй эскадрильи.
Шло время, и Степанов все больше и больше волновался. Сердце гулко стучало и, чтобы успокоиться, он начал ходить: два шага вперед, два - назад. Уже исчезли, как бы растворились в темноте очертания кустов, которые только что виднелись неподалеку, а блестящая тропинка слилась с окружающей местностью.
И вот - торопливые шаги.
- Алеша, неужели ты? - засмеялась Леля. - Добрый вечер!