Дороги домой больше нет

Немного ёрзаю на месте и настороженно замираю, когда где-то позади слышится тихий стон. Шаги где-то в паре метров от меня вперёди замолкают, и в идеальной тишине я слышу чужое сопение позади. Потом кто-то, колдун или горный гном, подходит к нам.

– Где я? – этот слабый голос кажется мне знакомым.

– Мы! – поправляю его я. – У чёрта на рогах! – мой хриплый голос эхом отлетает от стен. Не скажи я этого, не узнала бы собственный голос.

Рядом – совсем-совсем рядом – раздаётся смех, который больше похож на гарканье. От него неприятной болью отдаются уже привыкшие к тишине уши.

– Почти правильно, – я не вижу обладателя голоса, но понимаю, что это, скорее всего, мужчина, и он ухмыляется.

– Г-где… что случилось?

Тимка. У меня больше нет сомнений в том, кто это.

Брат Алисы снова дёргается, вероятно, пытаясь проделать то же самое, что я не так давно. Минут десять назад.

– Не дёргайся, дурак! – шиплю от боли я, когда верёвки, которыми меня привязали… к колонне, тянутся назад, ещё ближе прижимая меня к стене. – Больно!

– Аня? – голос испуганный и потерянный. Ох, как я его понимаю.

И снова накатывает волна паники. Бессвязные, тяжёлые мысли вертятся и повторяются, словно мощное торнадо в замедленной съёмке. И стихия эта бесконтрольна.

Что, неужели мне на самом деле конец? Зачем нас похитили? Алиса с Фёдором и родители Тимки небогаты и от совета далеки. Да, кстати, я вспомнила её одну причину похищения – политика. Похищать детей важных людей, чтобы родители изменили своё решение по какому-то вопросу.

– Нет, слоник с Марса, – я думаю, что у меня от страха ни на что сил не осталось, но ошиблась. Я не могу умереть, сжавшись в угол и моля о пощаде. Даже если попробую, не выйдет, да и сама себя не прощу за позорную слабость в решающий миг.

– Анна. А ты, парень, радуйся, что жив. Мы не собирались похищать вас обоих, нам нужна только ты, Шестёрка. Дружка твоего мы похищать не собирались, но теперь… если не будешь слушаться, убьём его, – неожиданно проявляется разговорчивость наш тюремщик, словно бы самодовольно рассказывает нам «секреты».

Им нужна я. Им нужна я, им не нужен Тимка. Только «Шестёрка».

Зачем? Я не знаю…

Яна!

– Простите, а можно один ма-аленький вопрос? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос казался спокойным, а вопрос – вежливым, мне не к чему его провоцировать.

– Где вы не скажу, – кажется, мужчине самому скучно, раз он так охотно с нами болтает.

– Зачем она вам? – спрашивает Тимка, и в его голосе прослеживаются истерические тонки.

Мне Тимку даже жаль. Стать невольно похищенным из-за того, что просто-напросто оказался немного не в то время не в том месте; конечно, самое «приятное», что может случится!

– Поговорить. Пока, а дальше уже решим, что и зачем.

Они… они… погодите…

– Да ладно, вы меня даже не собираетесь убивать? – как бы я не старалась, мой голос немного дрожит, но даже в неё сквозят скептические нотки.

А что я могу потерять? Кроме жизни – особо ничего. Забавно, что самое ценное для меня – моя жизнь, и сейчас я неприкрыто рискую ей.

Может, смерть не такой уж плохой вариант? «Кому я нужна?» – мелькает гадкая мысль. И ответа у меня нет. Родителей нет – исчезли и ни весточки от них. Можно сказать, бросили меня, а ещё, – это пока не подтверждено, – опаивали меня Поглотителем. Мои младшие брат и сестра тоже не будут скорбеть; даже если с ними сейчас всё хорошо, слишком малы: если я умру, через пару лет вряд ли что-то будут помнить обо мне кроме смутных образов.

При воспоминании о семье, сердце болезненно сжимается, а в горле встаёт ком, но я уже решила: это новая жизнь, и в ней не место прошлому. Особенно, если оно пропало и не захотело иметь со мной ничего общего.

Я понимаю, могло случится что угодно, но чувствую себя преданной. Преданной теми единственными, за кого я в самое плохое время цеплялась. «У меня замечательная семья, и хотя бы ради них стоит идти дальше. Ради них стоит жить. Я ради них горы сверну!» – а теперь отрекаюсь. Обида действительно разрушает. Рушит и уничтожает то немногое светлое, что осталось в душе, уничтожает последний, блеклый свет внутри меня. И мне уже почти не больно.

Ещё есть Алиса и Фёдор, но мы с ними знакомы не больше двух месяцев. Всего ничего. Нельзя за такое время серьёзно привязаться. Ведь нельзя же? Я хочу задать этот вопрос кому-нибудь, кто точно знает ответ, но такого человека нет.

Свои мысли и чувства в сторону Алисы с Фёдором я пока понять не могу. Вроде мы и хорошо поладили, и друг другу понравились, и… Или их тёплое отношение ко мне – простая вежливость? Ровно «хорошо» я пойму фразу, например, на японском или китайском, как и то, почему ко мне относятся так, а не иначе.

А про Снежку, Лёна и остальных, немногочисленных знакомых, включая девочку-зайчика, и говорить нечего! Переживут и горевать не будут, не сомневаюсь. Какое им вообще дело до меня, какой-то странной девчонки, что вечно находит «приключений» на свою голову?