Дороги домой больше нет

В поле моего зрения попадает Вася, орущий нечто мне непонятное, но и он промахивается мимо одного из двух наших преследователей. Ручку я потеряла сразу после приземления, но вот она снова у меня, и на сей раз я не промахиваюсь: сбиваю с ног того, другого, который сейчас пытается достать Васю. А про Тимку, похоже, все уже позабыли.

Что ж, это к лучшему – от брата Алисы сейчас мало толку, но хотя бы защищать его не надо.

Пальцы левой руки почему-то плохо гнутся, я мысленно ругаюсь и меняю руку. Над головой что-то взрывается, потом заклятье летит точно в меня, но я успеваю откатиться в сторону, и мои волосы и голову припорашивает сверху землёй.

Громко хлопает дверь, слышится женский визг, снова что-то взрывается. А затем прямо из раскрытой двери выскакивает женщина, вокруг чьих пальцев вьётся вода. Она одним ударом вырубает сбитого мною с ног противника.

Второй, более-менее целый, подхватывает своего напарника, и вдруг оба растворяются во вспышке света. Я падаю на колени, даже не чувствую боли, ручка выскальзывает из вмиг ослабевших пальцев. Кажется, будто я сейчас вот-вот отключусь.

А потом я снова просыпаюсь. Потрясение сходит на «нет», мысли снова начинают крутиться в голове. Я поднимаюсь на ноги и нетвёрдой походной направляюсь к женщине с Тимкой. Место незнакомое. И женщина тоже незнакомая. Куда нас привёл брелок Лёна? К нему домой, наверное… Он, кажется, что-то такое говорил… Про то, что надо как-то этот переходник настроить, иначе я окажусь у него дома. Что ж, мы и оказалась.

Я оглядываю немного разрушенный дворик. Близь меня какой-то куст дымится и местами ещё горит, какое-то дерево лежит на земле, и несколько ям в земле, как от мини-взрыва.

– Ч-что… с ним? – голос какой-то у меня надтреснутый. Опять стираю кровь, заливающую правый глаз. А боли почему-то по-прежнему нет.

– Без понятия, но Олегу Михайловичу я уже позвонила, – не повернувшись, бросает женщина, прощупывая пуль Тимки. – Живой.

– Хэй, мисс Кис-Кис, как такое возможно? – и меня тотчас сгребают в медвежьи объятья. Лён немного выше меня, но это ведь не он едва стоит на ногах! Видимо, Лён выскочил из дома вслед за женщиной.

Не могу сказать, что мне неприятно, когда кто-то вот так меня обнимает. На самом деле с тех пор, как я оказалась в этом мире, меня вообще никто не обнимал. Поэтому мне очень приятно. Только вновь ощутив рядом тепло чьего-то тела, понимаю, как я скучала по такого рода поддержке. Словно утопающий, хотя я он и есть, – только утопаю я в собственных эмоциях, отчаянье, – обхватываю его со спины, положив голову на чужое плечо.

Я не люблю обнимать кого попало, но сейчас мне всё равно на то, что я делаю.

Потому что мне вдруг становиться до ужаса страшно. Потому что мне так плохо, что словами не передать, и всё же лучше, чем прошлой зимой. Я теряю последние осмысленные мысли, когда наконец-то понимаю, что кто-то – совсем недавно – всего пару секунд назад, на самом деле пытался отнять мою жизнь. Потому что всю тяжесть случившегося я осознаю только сейчас. Потому что я не хочу умирать.

И, как на зло, прямо сейчас голова окончательно идёт кругом, а ноги подкашиваются, но ведь нельзя показывать слабость кому попало? Я практически оседаю на землю, но опять грохнуться трупом на землю мне не позволяет Лён.

– Точно как в нашу первую встречу, Пернатый, – бормочу я, пытаясь усмехнуться.

– Только тогда ты хоть на ногах стояла, мисс Кис-Кис, – отвечает Пернатый, и мне кажется, он улыбается.

– Паршиво. А ещё это – позор. Второй раз при тебе меня ноги не держат, – смеюсь я, лежа на земле. – Это уже проклятье.

– Выше нос, Кис-Кис. Поверить не могу: ты… вы всё-таки живы! Живы! Вас ведь не было…

– Живы, – подтверждаю я, – и только что разнесли часть вашего, вероятно, ранее милого садика.

– Ерунда, – отмахивается Лён. – В-вы живы, и это главное. Вас не было тринадцать дне! Почти две недель…

– Сколько?! – я резко сажусь, позабыв слабость. Голова вмиг вспыхивает болью.

– Тринадцать дней и… полдня, если быть точнее.

Я продолжаю таращиться на Лёна, отчасти надеясь, что это просто глупая и ни чуточки не смешная шутка. Но третьекурсник смотрит непривычно серьёзно.

– Но… – слабым голосом заикаюсь я, пока ещё не придумав, как обрисовать вопрос. – Но тогда… где мы были эти тринадцать дней?

Ответ приходит сам собой. Я неожиданно вспоминаю те несколько болезненных пробуждений в камере. Неужели мы провели в плену практически две недели и даже не заметили этого? Хоть тут нет ничего удивительно, если подумать. Мы ведь почти всё время находились без сознания.

– О-ох… – со стоном, я снова ложусь на землю. Так проще оставаться в сознании.

Не знаю почему, но сейчас я больше всего боюсь отрубиться или заснуть и проснуться в своей кроватке на Земле. Боюсь, что всё пережитое, начиная с того, как я впервые увидела Васю, – лишь сон. Просто сон. Ничего больше.

Я разглядываю облака и совершенно не ощущаю холода. А ведь сейчас, выходит, уже на носу висит Новый Год? Но облака плывут и плывут, чужие голоса до меня с трудом долетают.