Читаем Дороги, которым нет конца полностью

Боль стала моей постоянной спутницей. Моя кожа как будто горела до сих пор. Почти все тело саднило, включая голосовые связки. Струпья на ранах трескались от любого движения. Неподвижность только способствовала их разрастанию. Хирурги восстановили мою барабанную перепонку, но я слышал лишь постоянный глухой звон.

Мой вечно пессимистичный и хмурый врач сказал:

— Для возвращения слуха понадобятся месяцы, и то если ткань приживется. — Последовала натянутая улыбка. — Так что берегите голову от ударов.

— Я постараюсь.

— Но даже если вы целый год будете носить шлем, то в лучшем случае слух восстановится лишь на десять процентов. Вы останетесь практически глухим, не считая способности слышать низкочастотные колебания. Повреждения были слишком тяжелыми…

Я перестал его слушать. Зачем парень становится медиком, если он только и умеет, что сообщать дурные вести? Ну можно же было сказать что-нибудь обнадеживающее? Мне начало казаться, что он получает от этого удовольствие.

Учитывая риск инфицирования, меня оставили в ожоговом отделении, что давало много времени для размышлений в одиночестве. Правда была мучительной, но ясной. Я не мог петь. Не мог играть. Не мог говорить, как будто кто-то перерезал мои голосовые связки. И пока все это укладывалось в моем затуманенном мозгу, врач вернулся с новой порцией дурных вестей. Он сел на табурет с колесиками и подкатился к моей кровати.

— Я получил результаты ваших анализов.

Я слышал, что он говорил, но слова не укладывались в голове.

— Поэтому, когда вы услышите, что сердце ревет у вас в ушах, как Ниагара, или начнете кашлять и обнаружите то, что похоже на кровь с кофейными опивками…

— До каких пор? — прошептал я.

— Живите своей жизнью.

Хриплый шепот:

— Как заключенный в камере смертников.

Он наклонил голову набок.

— Можно сказать и так.

— А как бы вы сказали… если бы лежали здесь?

Он не ответил.

Я посмотрел в окно на ослепительно голубой горизонт Нэшвилла.

— Сколько времени у меня есть?

Он пожал плечами:

— Трудно сказать.

Какое-то время я лежал тихо, заблудившись в собственных мыслях, пока он не похлопал меня по колену:

— Вы еще здесь, Купер?

Я повернулся к нему. Мой голос стал еще более хриплым:

— Наверное, вам стоит называть меня Купом.

Он кивнул, понимая, что знает больше о физической стороне моей личности, чем любой другой человек на свете. Потом он сложил руки на груди.

— Мне хотелось бы прийти к вам с хорошими новостями, но…

— Мне тоже. — Мы оба понимали, что это слабое утешение.

— У вас скоро будут гости, но мне хотелось сначала поговорить с вами.

Мой голос настолько ослаб, что я потянулся к блокноту у кровати и начал писать. Было заметно, что моя левая рука движется медленнее, чем мои мысли.

«Они знают об этом?»

— Нет.

«Мне хочется, чтобы так оно и было».

— Понятно.

Он похлопал меня по ноге и ушел, а через несколько минут в палату вошли Делия и Сэм. Делия плакала, и когда она села, то держалась на безопасном расстоянии от меня, что сразу показалось мне странным. Сэм стоял в ногах моей кровати и выглядел самодовольным. Делия наконец заговорила:

— Почему, Купер?

Она назвала меня Купером. Почему она назвала меня Купером?

Я перевел взгляд с нее на Сэма и обратно. Мне не нравился такой оборот дела. Я перевернул листок бумаги и написал:

«Почему что?»

Она высморкалась. Кое-что стало до меня доходить, и я заметил, что Делия не носит обручальное кольцо, которое я ей подарил.

— Почему ты это сделал? — спросила она.

Я не мог отвести взгляд от ее руки без кольца.

— Что сделал? — с трудом выдавил я.

— Сэм хочет замять это дело. Чтобы это осталось между нами. Но хотя бы верни это.

Я пытался разогнать в своей голове туман. Снова начал писать каракули.

«Вернуть что?»

Она умоляюще посмотрела на Сэма, словно спрашивая: «Разреши мне попытаться уговорить его?» Он милостиво улыбнулся и понимающе похлопал ее по плечу.

— Все, что ты со своим другом забрал из его сейфа.

Значит, вот как он разыграл свои карты.

«Это он сказал тебе?» — написал я.

— Ты это отрицаешь?

«И ты ему веришь?»

Она указала на Сэма.

— Объясни ему, — она указала на меня. — Объясни хоть что-нибудь.

Я постарался писать быстрее.

«Что я взял, по его словам?»

Она посмотрела на Сэма, потом на меня.

— Восемьдесят тысяч наличными. И драгоценности Бернадетты.

Я никогда не играл в покер. На самом деле, я не люблю карты. Но лежа в кровати с торчащими из меня трубками, я осознал, что играю в покер с Сэмом, нравится мне это или нет, и что лишь секунды отделяют его от выигрыша. Я сердито нацарапал прописные буквы и показал листок Сэму:

«ТЫ ЕЙ СКАЗАЛ ЭТО?»

Он вжился в роль сочувствующего и всепрощающего дядюшки.

— Куп, в будущем нас ждет много хорошего. Через пару месяцев ты будешь получать крупные авторские отчисления. — Он вел себя так, словно изо всех сил старался помочь мне быть понятым, забыть о прошлых обидах. — Некоторые из этих драгоценностей принадлежали бабушке Бернадетты. Она вывезла их из Германии еще до войны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Джентльмен нашего времени. Романы Чарльза Мартина

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза