— Фрида, соглашайся! — прокричал Фридрих да так громко, что люди, собравшиеся в корчме, резко обернулись в их сторону. — Тут не о чем думать, она согласна!
— А с братцем как быть?
— Фрида, хоть раз подумай о себе!
— С парнем я поступлю иначе, — Юрек деловито погладил живот. — Помнишь, мы гостили у Хладвига?
— Помню.
— Помнишь его старшего сына, Гуннара?
— Да. Он рубака хоть куда.
— Но ты смог отбить несколько его ударов и даже не выронил меч.
— Да разве ж то заслуга?
— Он вспоминал про тебя. Передавал привет, так сказать.
Парень улыбнулся:
— И ему привет передавай.
— Нет уж, при встрече сам передашь.
— При встрече?
— Гуннар не забыл, как мальчишка-неумеха взял в руки меч и не посрамил ни себя, ни оружие. Он звал тебя присоединиться к их войску.
— Войску?
— Да, Фрида. Лотар — младший сын Хладвига. Собрал и выучил войско по типу ландскнехтского, но на свой лад.
— Ты же не хочешь сказать…
— Хочу, парень, именно это я и хочу сказать. Грошевые секари ввязались в разборки миглардских баронов. Война несерьезная, но там ты сможешь понять, лежит ли у тебя к такому сердце.
— Так на войну идти недешево.
— Так я займу тебе несколько… — купец откашлялся в кулак, — сотен крон на оружие и доспехи. Меч купим, доспех сладим.
— Молот хочу, как у отца.
— Твой отец сражался молотом? — удивился купец. — Ополченцы, насколько мне ведомо, вооружены кто чем, но в основном копьями.
— Отец был с молотом.
— То был не отец… — заметила девушка. — Но, Юрек. Он согласен.
— Парень, нужно твое слово.
— А Фрида?
— За Фридой я вернусь в конце лета, а с тобой мы поедем в Миглард завтра утром. Дорога неблизкая, знаешь ли.
На том они и порешили. Остаток вечера они болтали о пустяках, не вспоминая о былых невзгодах и радуясь тому, что хотя бы теперь все начало налаживаться.
3
Было уже темно, когда к златоградскому борделю «Шелка герцогини» подъехали трое всадников. Хозяин борделя и двое верзил, что обеспечивали ему безопасность. Все трое были одеты по последний моде. Их уже ждали.
— Братец, — поприветствовал хозяина некто Шальной, прозванный так за безумный взгляд и не менее безумные поступки, — с возвращением.
На поясе Шального висела черная шелковая лента. На шее хозяина «Шелков герцогини» — черный шелковый платок. Каждый, кто соприкасался с ними, знал: опасные люди, пробившиеся с самых низов. Бандиты, сколотившие состояние на грабеже торговцев близ пограничных земель. Они называли свою ганзу семьей и не давали своих в обиду, но уже пять лет носили траур.
— Шальной, брат. Ты решил вопрос с защитой нашего дела?
— Да, братец Рвач, решил.
— Коней в стойло, — бросил Рвач своим людям. — Этот вечер ваш. Пейте, веселитесь. Девки за счет заведения… — Он подошел к Шальному и обнял его, трижды похлопав брата по спине. — Надо бы промочить горло.
— Успеешь… — Шальной был детина не из робкого десятка, но перед братом всегда испытывал волнение. — Ты мне скажи…
— Скажу.
— У нас добрый десяток людей. К чему нам еще защита?
Рвач, тот, что в «Шелках…» был за главного, не выделялся среди иных людей ни ростом, ни силой, но его уму мог позавидовать любой.
— Затем, что теперь мы не ганза головорезов, а деловые люди. Мы платим королю налог. С налога король платит страже, и стража ходит к нам в бордель помацать девок. Смекаешь?
— Не-а.
— Мы богобоязненные златоградцы. Мы не нарушаем закон, — он перешел на шепот. — Не своими руками. Ты купил нам защиту?
— Купил… Но.
— Но?!
— Рвач, очень дорого. Прям до жопы, как дорого.
— У кого?
— У Псарни.
Взгляд Рвача прояснился. Диавольские огни погасли, и он улыбнулся:
— Вот учил тебя покупать, что подороже, и видишь, не зря учил.
— Так-то оно так, но… Херню какую-то Кац впарил. Мне так кажется.
— Ну-ка.
— Да тебе самому бы посмотреть на него, правда. Вдруг я ошибаюсь.
— Где живет?
— А пес его знает. Он с утра до ночи в «Шелках…". Сидит пиво лакает и в стену пялится.
— Ладно… Погутарю с ним.
Шальной открыл перед братом дверь.
— Я пока тебе кадку воды велю набрать, а Псарь… Вон он сидит, видишь?
— Вижу. Не дай Бог, Кац нас кинул…
4
Он сидел у самой стены. Так, чтобы видеть весь зал. Черные, не стриженные уже несколько лет волосы сальными паклями падали на лицо. От Псаря разило так, что каждому было очевидно: воды этот человек боится как огня.
Рвач сел напротив и жестом велел убрать со стола пустые кружки.
— Еще пива, — бросил наемник из Псарни, не обращая внимания на хозяина борделя. — Чем быстрее, тем лучше.
Глава «семьи» пристально оглядел защитника, услуги которого влетели его предприятию в копейку. Четыре передних зуба у Псаря были сломаны, волосы прятали половину лица, но Рвач уже знал, что наемный убийца слеп на один глаз.
— Объясни мне, милейший, — процедил Рвач, — что в тебе такого на двадцать пять крон в день?
— Я хорош собой.
— От тебя разит, как от скотобойни, и ты…
— Рвач, что тебе от меня надо?
— Мне нужен человек, который знает свое дело, а не жрет за мой счет.
— Иди и скули Кацу, а мне пусть принесут пива.
— Пива?!
— Ну или как вы свою мочу называете?
— Ты ничего не путаешь, а? — Рвач терял терпение. — Рвань ты вшивая.
— Как скажешь.