Дороги скорби

— Твою мать… Видит Бог, я пытался. — Рвач вышел из-за стола и направился на второй этаж борделя. Туда, где в кадке горячей воды его уже ожидала одна из девочек. Проходя мимо парней, с которыми он прибыл в Златоград, хозяин «Шелков…» наклонился и сказал одному из них: — Вон там сидит хер, которого там сидеть не должно. Ясно?

— Хера на хер.

— Умница.

— А ежели он буянить будет?

— Сломайте ему что-нибудь.

— Поняли тебя, хозяин, — почти что хором ответили верзилы. — Сейчас все будет.

Громилы как по команде отодвинули от себя кружки и переглянулись.

— Ты справа, я слева. Разговоров не разговариваем, — обратился один из них к своему дружку. — Это все-таки Псарь, и потому гасим сразу.

Оба понимали, что Иво при оружии, и рисковать жизнью просто так не хотел никто из них. Рвачу это было уже неинтересно. Никто из людей, взятых на зарплату в «семью», прежде не подводил его доверия.

На втором этаже «Шелков герцогини» было пять просторных комнат для состоятельных гостей. Ковры, гобелены, чистые простыни и набитые гусиным пером подушки. Курились благовония, в серебряных мисках лежали яблоки, груши и иные фрукты. Первый этаж борделя, за исключением зала со столами, предназначался для людей попроще, и потому ничего похожего на вышеупомянутую роскошь там не было. Рвач умел считать деньги и кое-что понимал в своем новом деле. Огорчало лишь то, что над фруктами уже летают мошки, а девочки скучают без дела.

— Шальной, — он заговорил с братом сразу, как вошел в свою комнату и увидел там кадку и исходивший от воды пар. — Надо поговорить.

— Ты уже видел нашего Псаря?

— Видел. Какого лешего ты его сюда пустил?

— Выглядит он неказисто, — ответил Шальной, помогая брату снять дорожный плащ. — Но тут дело не во внешности. Так Кац говорил.

— Что еще говорил Кац?

— Что этот одноглазый — матерый резчик. Ни разу не попался за работой.

— Сомневаюсь. Думаю, нам загнали дрянь просто потому, что мы чужие в этом городе. — Рвач стянул с себя сапоги. — Что еще?

— Кац говорил, что в деле одноглазый очень давно и… не помню слова этого, заумное. Короче, он самый старый из убийц Псарни.

— Сколько ему?

— Сорок один или что-то такое.

— Да уж… — Кожаные штаны полетели на пол. — Что еще?

— Что он воспитал двух учеников и те показывают результаты. Он еще… Хер его знает. Не верю я в это.

— Что?

Рвач залез в горячую воду и застонал:

— Мать моя, как хорошо. — К нему тут же прижалась хорошенькая брюнетка, от которой приятно пахло маслами. Проститутка была молода, но сведуща, и потому старалась не вдаваться в подробности разговора братьев, лишь грелась в воде и по-идиотски хлопала глазками, при этом поглаживая Рвача за разное.

— Кац сказал, что этот одноглазый убил Гуго.

— Гуго? Этот? — глаза Рвача округлились. — Да брехня. Я слышал, что отряд Гуго размотало на потроха какое ни то лихо. Волкодлак, что ли. Говорили, что кишки с потолка свисали.

— Кац сказал, что именно этот. Да никто ж не видел этих кишок. Просто слух пошел. Так, мол, и так: Гуго порешили.

— Ты же помнишь Гуго. Падла он был, сущий зверь… Был зверь.

— Ну вот, этот Псарь его и почикал.

— Еще что?

— Достал ты со своими «что еще»… Да вроде бы все.

— Схожу завтра к Кацу, сам выслушаю все это. А теперь о насущном. Людей у нас нет совсем. Зал пустой, пиво киснет. Девки не заняты.

— Рвач, я заметил это и сам.

Рвач осмотрелся по сторонам, словно что-то ища. Слова брата занимали его не так сильно, потому как решение вопроса лежало на поверхности.

— Кто у нас конкуренты?

— Состоятельные господа ходят в «Вишневую косточку». Златоградцы не меняют привычек. Мне так сказали.

Рвач провел ладонью по гладкой спине своей брюнетки, что-то прошептал ей на ухо, и та захихикала:

— Где у нас мед?

— Распоряжусь, принесут. Как быть с делами? Давай мы договорим, не хочу смотреть, как ты с этой лярвы мед слизывать будешь, — Шальной поморщился. — От одной мысли, что ты её там вылизывать собрался, блевать тянет.

— Кто стоит за «Косточкой…»?

Шальной отвел глаза.

— Кто? — Рвач повторил свой вопрос, но поднял вверх указательный палец: — Не отвечай, — хозяин борделя улыбнулся. — Слышишь это?

— Возня какая-то внизу.

— Псаря твоего выставляют. То, что не знаешь наших конкурентов, Шальной, это очень плохо. Должен был все узнать до моего приезда. Это, брат, непрофессионально.

Шальной продолжал разглядывать мысы своих сапог.

— Вели бордель-маман зайти. Пока свободен, завтра все обсудим.

Стук в дверь. Внизу кто-то заверещал, да так высоко, что и понять, мужик то орет или баба, было невозможно.

— Да, — медленно процедил Рвач, когда в дверь постучались еще раз. — Да заходи ты.

— Милостивый государь, — в комнате появилась женщина в красном платье. — Девочки готовы работать. Стол накрыт, покупаетесь и будете кушать. Я краем уха услышала, что мед нужен, так его сейчас же подадут.

— Жизель, не поверишь, как раз о тебе говорили.

Жизель изобразила смущение. Вышло погано.

— Медом Алиску обмазывать будете?

— Да, — ответил Рвач. — Ты была внизу? Слыхала, кто так орал?

— Пьяница из Псарни двух ваших ребят уделал.

— Что? — разом воскликнули братья. — Что сделал?