Дороги скорби

Псарь вышел на арену, сжимая в руках меч. Без привычных ножей, в одной лишь рубахе и с незатянувшимися ранами он чувствовал себя бараном, приведенным на заклание. В отличие от наемника, Лукаш был свеж, бодр и, главное, зол. Он что-то жадно лакал из принесенного мышью бурдюка, и стекающие по подбородку капли искрились золотом. «Падла, без своих фортелей Кухар не умеет», — подумал Псарь и, прислонив указательный палец к ноздре, демонстративно высморкался.

— Давайте, курвины сыновья. Давайте! — рявкнул он. — Глумитесь, папка человек незатейливый, но постарается вас удивить.

Над ареной был сооружен помост, очевидно, для зрителей, но сейчас там, на куче подушек, лежал карлик.

— Начинайте, — процедил он.

Лукаш отбросил свой бурдюк в сторону:

— Приступим.

Не было ни бравады, ни бахвальства. Этот человек видел войну и умел уважать противника.

Клинок Скорпиона с лязгом покинул ножны.

Прощупывая друг друга удар за ударом, они, подобно волкам, описывали по арене круги.

— Меня обучал Карстен, — произнес Лукаш, не отрывая глаз от глаз соперника. — Эта победа посвящена ему.

— Я в душе не… кто такой Карстен, — размеренно дыша, ответил Псарь. На такой случай у него была заготовлена фраза, суть которой заключалась в том, что его учителями фехтования стали голод, нищета и трущобы Златограда. Он долго обдумывал её, но до того, чтобы озвучить, никогда не доходило.

Он совершил выпад. На холодный песок просыпались искры. Лукаш парировал лихо и так же лихо контратаковал.

Удар за ударом, выпад за выпадом. Звон мечей разлетался на мили окрест, вплетался в стоны пленников, их голоса и крики. Ночное небо над Ямой впитывало каждый звук.

В то самое время, когда бойцы проливали на холодный песок свою кровь, по узкой аллее между клеток, стоявших в небольшом отдалении от главного шатра, шел отряд из четырех шутов. Бредущая во главе отряда человекоподобная мышь, раскручивая на пальце связку ключей, насвистывала какую-то незатейливую мелодию. На морде человекоподобного существа от шрамов не было ни единого живого места. Его уши были обвешаны золотыми серьгами. Рогг был таким по своей природе, и именно по его подобию Кухар верстал себе слуг. Он был жесток, глуп и послушен. Роггу было не суждено пережить встречу детей Рогатого Пса, но идиот не подозревал, что и он примет участие в играх Кухара. Люди и младшие твари, видя это существо, закрывали руками лица, дабы надзиратель не поймал на себе их взгляд. За подобное он жестоко бил пленников, нередко забивал насмерть.

— Вжимайтесь, вжимайтесь. Жалкие твари, — хохоча процедило чудовище. — Я из всех вас котлеты сделаю. — Рогг остановился напротив клетки, в которой, ожидая своего часа, были заточены бойцы Янтарных Скорпионов. Те самые люди, которые должны были разобраться с Войцехом и угодили в лапы колдуна. Теперь их оставалось двое, утомленные постоянными побоями, изможденные голодом. Эти люди не прятали от Рогга своих лиц и смотрели на него глазами, полными ненависти.

— Ваш дружок ждет вас, — процедил монстр; побрякивая шутовскими бубенцами, он снял с пояса аккуратно скрученный хлыст и указал им на плененных солдат. — Только попробуйте дурака валять, я с вас кожу спущу.

Они молчали, и Рогг, отворив замок клетки, велел своим подчиненным посадить Скорпионов на привязь.

— Пойдете на четвереньках. Как псы.

Иво тяжело дышал. Серая рубаха была в крови, и её пятна стремительно увеличивались. Было так: когда от крепкого удара швы на его ребрах разошлись, он отвлекся. Меч Лукаша вспорол воздух в опасной близости от головы наемника, но тот успел отскочить назад, и лишь потому его череп не был рассечен надвое.

— Сука… — прохрипел он, чувствуя, как по щеке вместе с кровью вытекает его глаз.

Кухар заливался истерическим смехом, брыкал ногами и подначивал Лукаша скорее кончать с Псарем, но при всем желании Скорпиона сделать это было не так уж и просто. Да, он ранил противника, но не понимал, как Гончая до сих пор держится на ногах. Сам Лукаш тоже мало-помалу истекал кровью. Удары Иво были коварны, наемник дрался грязно и подло, но бой есть бой, и он продолжался.

Удар за ударом, выпад за выпадом. Иво старался двигаться плавно, прощупывая противника, изматывая его и вынуждая совершить ошибку. Все это давалось Гончей с большим трудом, и, роняя на песок кровь, он терял и силы. «Ошибись, — молил он, — одна ошибка, больше не прошу».

Лукаш не ошибался. Парируя удары наемника, переходя в контратаки и обрушивая на Иво шквал ударов, он, в отличие от последнего, лишь обретал силы. Становился злее, выносливее и, главное, сильнее. Из ноздрей Скорпиона валил золотистый пар, который сам Лукаш отчего-то не замечал. Конечно, он бы не остановил бой. Желание отомстить было столь сильно, что он бы пренебрег своими понятиями о чести, но он бы наверняка задумался над тем, для чего Кухар дает ему такую фору. Карлик мастерски играл на людских чувствах, но здесь было что-то иное.

— Ты собираешься драться, а, падаль?! — карлик окончательно потерял терпение. — Эта собака тебя и без меча порвет, зубами! Ты позоришь меня, Лукаш!