Дороги судеб

— Да, приятель, не самое страшное, представь себе, — не выдержал все-таки я и чуть повысил голос: — Нет, мы сейчас без особых проблем можем перебить их всех, у нас достаточно оружия, и народ здесь собрался умелый и знающий. Я тебе даже больше сказать могу: можно было сразу после того, как мы услышали голос Марики, перестрелять свиту Салеха, его самого взять в заложники и рвать отсюда когти. Вот только потом что? За этим холмом сейчас наблюдают десятки глаз, и если мы сделаем то, что я описал, эти люди мигом поднимут всю свою орду. Не знаю, как — тамтамами, сигнальными огнями, еще как-то, но они ее поднимут. И даже если нам повезет, если мы выберемся из степи, то в любом случае получим полномасштабную войну, к которой пока не готовы. В открытом бою мы их, скорее всего, уделаем, может, даже и крепость удержим, особенно теперь, с артиллерией. Но они не дураки, они лоб в лоб с нами не станут сходиться, им генеральное сражение не нужно. Они нас будут отстреливать из-за кустов, как куропаток, по одному, не делая никакого различия между теми, кого убивают, и в результате полностью заблокируют нам выход в лес и степь, оставив только реку. Их просто больше, понимаешь? А потом, когда нас останется половина от нынешнего количества, они придут под стены крепости и добьют оставшихся.

Жека сопел, уставившись в купол шатра.

— А война будет непременно, поскольку они исповедуют те же принципы, что и мы, — не прощают смерть своих собратьев, по крайней мере, если сами видели, кто в этой смерти повинен. То, что мы сделали в лесу, — не в счет, это по правилам игры, а вот тут… — заметил Голд. — И все это — из-за одного человека. Я не совсем сволочь, но мне такое не по душе, слишком неравноценный обмен. Азиз, отпусти его, он хочет что-то сказать.

— Мужики, я это все понимаю. — Голос у Жеки был обычный, спокойный. — Но что тогда делать?

— Что делать? — Голд усмехнулся. — Будем ждать завтра. Точнее, уже сегодня. Салех назовет цену, а мы будем думать, как ее сбить.

— Сват? — Лакки кашлянул, ему явно было не очень ловко от того, что он влезает в наш разговор, но мысль, как видно, распирала его изнутри.

— Говори, — повернулся я к нему. — Да не мнись ты!

— Но ведь эти кочевники запросто и без повода могут такую войну начать? — сказал Лакки. — Без предлога, в смысле.

— Могут, — раньше всех неожиданно ответил Жека. — Вполне вероятно, что этим дело и закончится в результате. Но сейчас война никому не нужна, сейчас выгоднее обнюхать друг друга, но не кусать. По крайней мере, без весомого повода. Худой мир пока лучше доброй ссоры. Так что правы наши отцы-командиры с любой позиции.

— Куда лезешь? — заорала Настя за стеной шатра. — А? А ну, брысь!

— Запоздал, — удивился Голд. — Я думал, что сразу кто-нибудь кинется подслушивать.

— Ждем утра, в настоящий момент это — наиболее рациональное решение, — подытожил я. — Лакки, ты молодой, а потому дуй в дозор. Остальным — спать. И Настю с Джебе обратно пришли, хорошо?

— Я в дозоре постою, — мрачно сообщил Жека. — Все равно не усну.

— Беда, — почесал затылок я. — Азиз, свяжи-ка Жеку от греха, ищи его потом.

— Хорош уже, — ощетинился Жека, и я понял, что и впрямь не стоит перегибать палку.

— Брат, если будет надо, я все отдам, чтобы ее вытащить, — сказал я ему и обнял за плечи. — Она ведь мне тоже как родная. Но и дойной коровой для этих ребят мы становиться не должны, понимаешь? Если они убедятся в том, что она для нас не просто так женщина, то спрячут ее в каганате и начнут диктовать нам условия.

— Я не щегол-первокурсник, прописные истины мне объяснять не надо. — Жека закинул автомат на плечо. — Хотя я и не понимаю, как ты спать сможешь, если честно.

Не поверишь, дружище, — смогу. На той Земле не получилось бы уснуть, там я бы уже глотки резал, но там были другие расклады — и для меня, и для тебя, и для нее. Смерть там была конечна, а наличие реабилитационных психологов с мягкими диванами гарантировало, что если человек выживет, то об этом страшном дне он не забудет никогда. А здесь все проще, особенно если учесть тот факт, что Марику не убьют в любом случае, а значит, нам не придется ее потом искать. Ну а душевные терзания… Кого они тут волнуют? Было — и было, других дел много, не до рефлексии. Даже Милена с ее тонкой душевной организацией про то, что с ней делал Окунь, забыла очень быстро. Не потому, что память девичья, а потому, что не стоит себя травить день за днем — это может плохо кончиться. О том, что он с ней делал, забыла, а про него самого — нет, и всякий раз услышав про то, что его завалила очередная группа, радостно улыбалась. Ну, разумеется, раньше, когда ее еще не отправили на перерождение. Сейчас-то ей ни к чему о таком знать.

И еще, не скажет им Марика ничего. Из принципа не скажет, я ее знаю. Но потом, может, через неделю, может, через год, убьет всех, кто над нею куражился, это без вариантов. И не дай бог, мы это сделаем за нее, вони потом не оберешься. А значит, можно отходить ко сну с чистой совестью, если я завтра буду помятый и с невысокой бодростью, ей это не поможет, да и мне — тоже.