Они погружаются в тишину, их обволакивает мутный желтый фосфоресцирующий свет; пока они идут, из тумана один за другим выплывают бараки. Лагерь пуст, они скользят между двумя рядами кораблей-призраков. Вдруг бараки исчезают, остается нейтральная полоса, тусклый туман. Они расталкивают эту грязную муть, их подошвы скребут твердую почву. Брюне останавливается перевести дух, неподалеку шевелятся тени. Брюне подходит, здоровается с Косме, Астрюком, Риулем, с другими старостами бараков. Они подвижны и значительны, обтянуты английскими кителями, можно подумать, что они офицеры.
— Ну что? — смеясь, спрашивает Косме. — Пришли на рынок рабов?
Брюне, не отвечая, отворачивается. Он поднимает глаза: рабы здесь, их четыреста или пятьсот, прижавшихся друг к другу, бесформенная куча одежды и грязи, последние ряды теряются в тумане. Он делает к ним шаг, их землистые лица похожи друг на друга: это Нечто, он рассматривает каждого поочередно, он добродушно им улыбается, но их ночные глаза моргают, как будто они не могут вынести человеческого взгляда. Брюне потирает руки: он сделает из них людей. Громкоговоритель исторгает звучный голос:
— Сдайте поясные ремни, бритвы, электрические лампы; сдайте поясные ремни…
Подходит Мейе, доверенное лицо, Брюне недолюбливает этого приторного человечка.
— Давайте! Рассчитайтесь!
Косме, стоя лицом к толпе, выбрасывает руку вверх и устрашающе вращает глазами.
— Слушай мою команду! Первые пятнадцать ко мне. Тибо наклоняется к уху Брюне:
— Какой кретин!
Волна земли, шерсти и сукна катится на Косме, он пятится, грозно крича:
— Я сказал пятнадцать!.
Волна булькает и останавливается.
— Выстроиться по трое. Вперед — марш!
Он поворачивается и уходит, не удостоив их взглядом, пятнадцать человек, спотыкаясь, шагают вслед за ним. Мейе теряет терпение.
— Следующие! Поторопитесь, а то холодно.
Астрюк никак не выберет, он медленно проходит перед пленными, изучает их, берет самых крепких за воротник, вытаскивает из рядов и ставит за собой.
— Брюне!
Брюне озирается, но никого не видит.
— Брюне! Брюне!
Астрюк схватил за плечо крепкого высокого человека, позеленевшего от холода. Но тот рывком высвобождается и улыбается Брюне.
— Эй, Брюне! Ты меня не узнаешь?
— Морис! — вскрикивает Брюне. — Вот так неожиданность!
Он кладет ладонь на руку Астрюка:
— Это мой приятель!
— Забирай его, — вежливо говорит Астрюк, — он твой.
Брюне, хохоча, трясет Мориса:
— Привет, паренек, вот забавно! Дай-ка я тебя рассмотрю: похоже, ты еще подрос.
— Здравствуй, — серьезно отзывается Морис. — А знаешь, Шале тоже здесь.
— Шале? — удивленно переспрашивает Брюне. — Да.
— Скажи, чтобы он подошел.
Холод пощипывает. Брюне вздрагивает и ищет глазами хрупкий силуэт Шале.
— Второй слева, во втором ряду.
Брюне радостно машет рукой. Шале подходит, бледный, красноносый.
— Привет, — говорит Брюне.
— Здравствуй, товарищ, — бормочет Шале.
Они немного смущенно улыбаются друг другу, Шале стучит зубами.
— Ты совсем замерз, — замечает Брюне.
Шале пожимает плечами, его глаза суровы и угрюмы.
— Не больше других.
Нет, больше. Шале всегда холоднее или жарче, чем другим. Он плохо управляет своим телом.
— Пойдем со мной. Согреешься на ходу.
Шале не отвечает. Брюне отворачивается и кричит:
— Восемь человек со мной, кто хочет!
Восемь человек выходят из рядов. Брюне внимательно смотрит на эти восемь неразличимых лиц, которые объединяет общее выражение страдания. Такими они ему нравятся.
— Вы ели сегодня утром?
— Разве что гальку. Мы со вчерашнего дня ничего не ели.
— Мулю! — зовет Брюне. — Пойди скажи Сервьену, чтобы он незаметно дал им чего-нибудь поесть — пять буханок хлеба и десять банок консервов. Да поживее!
Мулю убегает. Морис и Брюне идут бок о бок, Шале какое-то время мешкает, потом задерживается позади, Брюне оборачивается и видит, что Шале идет вместе с остальными, и его толстые короткие ноги заплетаются под длинным туловищем.
— Я рад, что Шале с нами, — говорит Брюне. Морис довольно улыбается.
— Еще бы, ведь это ас. Второго такого, как он, во всей партии не сыщешь.
Брюне, не отвечая, наклоняет голову: безусловно, Шале — ас.
— Стой!
Подходят немцы: смирные старики из ландсвера. Они пересчитывают пленных, фельдфебель с седыми усами и девичьими щеками улыбается Брюне:
— Guten Morgen![19]— Guten Morgen! — отвечает Брюне. Морис толкает его локтем.
— Он говорит по-французски? — Нет.
Морис любезно улыбается фельдфебелю:
— Здравствуй, старый хрен!
Фельдфебель снова улыбается, Морис вовсю забавляется.
— Вот как нужно с ними обращаться.
Брюне не смеется. Они уходят, уже светает. У окон и на порогах люди, зевая, смотрят, как они проходят. Брюне знает их всех, но в это утро они кажутся ему чужими и далекими. Он машет им рукой с некоторой тревогой, люди немного удивленно улыбаются: в лагере друг с другом не здороваются. Вот высовывается из окна Шапло:
— Здорово, новички! Морис мигом ему отвечает:
— Марш в сортиры, старички! Он поворачивается к Брюне:
— И пук-пук!