Дороги товарищей

— Так это же боевая песня, братцы! — воскликнул Аркадий.

Шагай вперед, комсомольское племя,

Шути и пой, чтоб улыбки цвели,—

призывно продолжал Гречинский, в такт песни взмахивая кулаками, —

Мы покоряем пространство и время,

Мы — молодые хозяева земли.

Слова припева снова подхватили все. Теперь уже вокруг не было ни одного равнодушного лица. И Наташа Завязальская, и Женя Румянцева, и Соня, и даже Костик Павловский, даже Костик, лицо которого минуту назад выражало торжественную печаль, — все, все без исключений улыбались.

Гречинский, морща лоб, что-то бубнил себе под нос: он, должно быть, забыл слова.

— Давай, давай! — нетерпеливо крикнул Аркадий.

Мы все добудем, найдем и откроем —

И Южный полюс, и свод голубой, —

не дожидаясь Гречинского, повел песню Борис. Лицо его горело.

Тут вдруг шагнул вперед Аркадий, он заслонил собой Бориса и не пропел, а скорее всего выкрикнул две последние строчки куплета:

Когда страна быть прикажет героем,

У нас героем становится любой!

Эту песню не первый год пели в Ленинской школе. К ней давно уже привыкли. И, как часто это бывает, слова песни стали мало-помалу стариться, утрачивать свой первоначальный, брызжущий задором смысл. Но все на земле имеет свойство обновляться. Настанет момент — и песня звучит уже по-иному. Так случилось и сейчас: слова старой, знакомой песни вдруг приобрели особую злободневность.

Когда страна быть прикажет героем,

У нас героем становится любой,—

пропел Аркадий Юков, и все юноши и девушки поняли: к ним это имеет прямое отношение. А ведь раньше почти никто не вдумывался в смысл этих строчек. Поразительно обновилась песня! Она начала в эту минуту вторую жизнь, покорила и зажгла отвагой молодые, восприимчивые ко всему доброму и благородному сердца.

Сильнее всех был покорен песней Аркадий. Недаром он вырвался вперед и раньше других произнес две последние строчки^[63]. Давно, давно уже Аркадий ждал приказа страны. «Родная страна! — можно было читать сейчас в его глазах. — Что же ты? Приказывай! Я жду, я в любое мгновение готов явиться на твой зов!»

Страна пока что молчала. Страна не звала Аркадия в красноармейский строй. У страны было много забот. И героев у нее пока что хватало. Каждый день радио и газеты разносили по всему свету их имена, Среди десятков героических фамилий не было фамилии Аркадия. И он, тоскуя и бранясь про себя, бродил по улицам Чесменска, клял свою грустную неприкаянную жизнь. Где его винтовка? Где пилотка с пятиконечной звездой?..

Ваня — счастливчик. Ваня первый из одноклассников уезжает на фронт. Вот он смотрит на свои часы, расправляет плечи, говорит:

— Мне пора, ребята! — И молодецки щелкает каблуками. Героический парень Ваня! Орел!

— Так смотри, и за меня, — торопливо напоминает ему Аркадий. — И пиши, обязательно пиши!..

— Внимание! Слушай мою команду! — раздается властный и веселый голос Саши Никитина. — В колонну по двое, в дверь, провожать Ваню — марш!

Аркадий Юков становится рядом с Ваней, но его сразу оттирают, около Ваниного плеча оказывается Наташа. Женя укоризненно глядит на Аркадия. Аркадий, ни о чем не догадываясь, преисполненный бравой отваги, пристраивается Ване в затылок. Борис Щукин, Гречинский, Соня, Шурочка, Женя — все становятся в строй. Сзади, рядом с Колей Шатило, переминается с ноги на ногу Костик Павловский. Он смущен, на лице его блуждает полуироническая улыбка, но делать нечего: ведь он торжественно поклялся в верности друзьям.

— Шагом марш! — скомандовал Саша. — Запевала, — песню!

— Ту же, ту же самую! — взмолился Аркадий.

Колонна вышла из ворот и с песней, так удивительно молодо и необычайно звучавшей в этот трудный день, с жизнерадостной песней отошедших в прошлое счастливых мирных дней двинулась по улице к центру города.

Люди на улице, уже привыкшие к другим — суровым — напевам, каждый день слушавшие боевые марши, в музыке которых звучали сталь и железо, сначала вздрагивали, услышав эту песню, но взглянув на лица поющих, увидев впереди колонны юношу в красноармейской форме с вещевым мешком за плечами, тотчас же соображали, в чем дело, глаза их светлели, на сердце становилось покойнее. Песня тоже заражала их бодростью.

А выпускники Ленинской школы, твердо печатая шаг, тем временем продолжали свой путь на вокзал, где Ваню ждал воинский эшелон и откуда чуть ли не на весь город разносились призывные, тревожно звучавшие паровозные гудки.

— Раз, два, три! Раз, два, три! — командовал Саша. — Подтянись! Не отставать!

«Подтянись» и «не отставать» относилось к Костику. Он то и дело путал ногу, семенил, отставал, в смущении озираясь по сторонам.

Коля Шатило, воодушевленный не менее Аркадия, время от времени утешал Костика:

— Смелее, смелее, Костик! Держи прямо голову. Ты думаешь, что идти в строю стыдно? Ты ошибаешься, даю тебе честное слово. Идти в строю так, как мы идем, почетно. Смотри, с каким уважением смотрят на нас люди! Ну, смелее, Костик!