Дороги в горах

Пригнувшись, Хвоев шагнул через порог в сени, сбросил крючок.

Темная весенняя ночь дохнула в разгоряченное лицо сырой прохладой. И от этого легче стало в груди, но мысли не успокаивались. Опять! Опять он промахнулся… Сколько таких промашек! Выходит, Татьяна Власьевна была права? Она тогда сказала, что не верит в Петра Фомича. Ей, конечно, лучше знать: она жена. А он вот поверил ему. Да и как не поверить, если Грачев работал управляющим отделением, председателем колхоза.

За спиной скрипнула дверь, и послышался осторожный голос Степанюка:

— Валерий Сергеевич, в пиджачке-то простыть недолго. Весенняя сырость — она вредная.

— Да, пошли спать, — сказал Хвоев.

Утром за завтраком Валерий Сергеевич был хмурым. Не притрагиваясь к глазунье и блинам, он попросил стакан крепкого чая. Пил его молча, горой нависая над столом. «Что с ним? Чем не угодил?» — терялся в догадках Степанюк, пытая исподтишка гостя взглядом И тоже молчал.

Вот Хвоев встал, оделся и подал хозяину руку.

— Спасибо за гостеприимство. Рад, что встретились, Ефим Александрович. Одно мне не понравилось — взял ты вчера под сомнение нашу боевую дружбу. Извини, я человек откровенный… Времени, конечно, много прошло, но все равно.

— Да что ты, Валерий Сергеевич, — Степанюк засуетился около Хвоева, — никакого сомнения не было. Просто я подумал…

— А вот больше не думай, Александрыч. И работай в полную силу. А что мешает — постараемся устранить. Будешь в Шебавине, обязательно заходи.

Хвоев попрощался на кухне с хозяйкой и сел в машину.

— На центральное, Миша. Да поскорее, чтобы Грачева застать.

— Не беспокойтесь, — с ехидной ухмылкой заметил Степанюк, — застанете. Наш директор тем и хорош, что больше в конторе сидит. А если бы не сидел, тогда совсем хана. Точно!

«Газик», прыгая по кочкам, промчался поселком, выскочил за околицу. Хвоев сидел задумчивый. Потом тряхнул головой, сунулся в карман.

— Миша, что куришь?

— «Гвоздики». У меня постоянная марка. По одежке, говорят, вытягивай ножки. В холостяках, сами знаете, баловался «Беломором» и «Казбеком». А теперь — ша! «Казбек» не курю и усов не ношу. А какие были усы — шик!

— Демагог ты, Миша. — Хвоев повеселел, затянулся «Байкалом».

— Поневоле, Валерий Сергеевич… Ведь седьмой год с вами…

— Да еще, оказывается, и остряк. Доморощенный…

Миша с довольным видом поддал газку.

— Ваш дружок фронтовой, видать, мужик толковый. Хвалят. А вот Грачев не по вкусу ему пришелся. Да и не только ему.

— Бывают ошибки, Миша… В человека, говорят, не влезешь.

— Это когда влазить не хотят.

Впереди на перекрестке дорог появился мужчина в брезентовой куртке. Остановясь на обочине, он поднял руку. Миша, зная привычку Валерия Сергеевича подбирать всех в пути, молча затормозил машину.

В широкоплечем пожилом человеке с крупным носом и седыми кустистыми бровями Хвоев узнал главного агронома совхоза Зенкова.

— На центральное?

— Садитесь, товарищ Зенков. Я к вам переберусь.

Несколько минут они молча сидели бок о бок на заднем сиденье, посматривая на дорогу через ветровое стекло.

— Откуда спозаранок? — поинтересовался Хвоев.

— С пятого, — сказал Зенков, — ночевал там в бригаде.

Еще несколько минут они молчали.

— Что-то вы себе медленно, — сказал Хвоев.

— А сев ведь не спортивные соревнования. В севе главное не время, а урожай. Будь моя воля, еще придержал бы зерновые. Почва не прогрелась.

Опять длинная пауза.

— Это хорошо — встретил вас. Кстати…

Хвоев косит глазами на Зенкова. Странный человек! Что ни говорит — лицо неизменно, как маска, с мрачно опущенными углами губ и большим, угрюмо нависающим носом.

— Тут у меня с директором нелады. Орал он вчера и ногами топал. А мне такое совсем ни к чему. Мне уж на пенсию скоро.

— Да в чем дело-то?

— Из-за бобов вышло… Видали прошлое лето у Ермилова бобы?

— Конечно, видал.

— Тогда тем более… Вот и я так хотел. Не квадратно-гнездовым, а ленточным, как у Ермилова. Ну, а Петр Фомич опрокинулся: «Своевольничаешь! Подводишь меня под удар! Хочешь, чтобы в фельетоне ославили?! Будет команда — пожалуйста, а до того не позволю». Вот потому и хотел вас повидать. Как считаете?

Зенков по-прежнему сидел нахохленный и мрачный, кажется, совершенно безразличный к тому, что скажет Хвоев. А Хвоев загорячился.

— Чего ж тут считать! Если все делать по команде сверху, тогда на кой черт агрономы на местах! Зачем они?

— Правильно! — Маска на лице Зенкова будто мгновенно растаяла. От скупой улыбки поднялись уголки губ, и нос висел не так угрожающе-мрачно.

— А я, товарищ Хвоев, все-таки сделал ленточным способом.

* * *

Петр Фомич встретил Хвоева как дорогого гостя. Лишь только Хвоев появился в дверях кабинета, Петр Фомич поспешно выбрался из-за своего большого стола под зеленым сукном и заспешил навстречу с протянутыми руками.

— Наконец-то!

В кителе защитного цвета и такого же цвета полугалифе, хромовых, начищенных до блеска сапогах, плотный, осанистый, Петр Фомич выглядел солидно и начальственно.

— Как здоровье? С виду так ничего… А я вчера еще слышал… Значит, инкогнито?

— При чем тут инкогнито? — Валерий Сергеевич устало, сел в кресло. — Просто хотел познакомиться с делами: