Дорогие имена

— Расчета нет. На эстраде выгоднее: больше платят.

Нет, такой диалог был невозможен. Маяковский любил эстраду, но он высоко ценил честную, внимательную и добросовестную критику.

Он прислушивался к мнению знакомых и незнакомых друзей.

Мог ли иметь место такой диалог:

— Владимир Владимирович! Ваши новые стихи великолепны. Но нам кажется, что вот эту строку следовало бы изменить…

— Ни одного слова, ни одной буквы! Что вы понимаете?! Отнесу в другой журнал. Там все печатают, что им дают.

Нет, такой диалог был невозможен. Маяковский знал себе цену. Он был непримиримо принципиален, но не было в нем и тени высокомерия, спеси и зазнайства.

Маяковский любил советскую литературу как верный друг и строгий судья. Литература была для него партийным делом, и он охранял ее от литературных рвачей и выжиг. Ненависть к ним питалась великой любовью к советской жизни, к социалистическому творчеству, великой заботой о литературе и поэзии, развитию которых и успехам он радовался, как своим собственным успехам.

Пламенный советский патриот, бережно хранивший у сердца «молоткастый, серпастый советский паспорт», Маяковский был истинным другом всех простых людей земного шара, независимо от цвета кожи, расы и национальности.

Великая любовь к социалистической Родине и ко всем простым людям вдохновляла поэта-трибуна. Во всех странах света, под всеми широтами гремел «во весь голос» его набатный призыв неустанно бороться с захватчиками, которые «ведут за войною войну».

Своими стихами, звучащими и сегодня с неослабевающей силой, Маяковский завоевал почетное право, чтобы его подпись одной из первых стояла под обращением активных борцов за мир во всем мире.

1955 г.

ЕМЕЛЬЯН ЯРОСЛАВСКИЙ

Состав редакционной коллегии «Правды» часто менялся на моей памяти. Но неизменным ее членом в течение почти тридцати лет оставался Емельян Ярославский. Он занимал особое положение в редакционном коллективе. Он не ведал каким-либо отделом в редакции. Он и писал не так часто, но его присутствие в редакции имело для газеты большую ценность.

Помню, что первым впечатлением от его фигуры стало удивление: как, вероятно, был красив этот человек в молодые свои годы.

Меня поражала его феноменальная работоспособность. Он не расставался ни на минуту со своим портфелем, который иногда разбухал до чемоданной степени. Он был редактором и членом редколлегий разных теоретических журналов, академиком, членом множества комитетов и комиссий, не раз избирался членом Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Его называли «честью» и «совестью» партии.

Специальностью Емельяна Ярославского была история партии. Он много писал по вопросам литературы и искусства. Немногие знали, что в свободные минуты (а их было очень мало) Ярославский отдается любимым своим занятиям: любовно ухаживает за цветами на даче и пишет картины маслом, причем преимущественно пишет цветы и пейзажи. Он был талантливым художником, но упорно отказывался выставлять свои произведения на общих выставках-смотрах.

Ярославский терпимо относился ко всякому новаторству, если чувствовал в нем искренность и честность. Любил беседовать с работниками отдела литературы и искусства и был как бы неофициальным шефом этого отдела. Но никогда не давил своим авторитетом ни работников газеты, ни вообще мастеров искусства. Он был очень внимателен к людям, это я испытал на себе. Поэтому его все любили и уважали.

В памяти у меня засел такой эпизод.

Это было во время войны. Массовые вражеские налеты с воздуха на Москву уже прекратились, но отдельные визиты непрошеных «гостей» продолжались. А в Большом зале консерватории проходили репетиции седьмой «Ленинградской» симфонии Шостаковича.

На одной из последних репетиций перед самым концертом я увидел рядом Ярославского. Он слушал симфонию первый раз. Я взглянул на него в тот момент, когда фагот исполнял свое знаменитое слово о погибших героях — защитниках Родины. Он плакал, не скрывая слез. Слезы медленно катились одна за другой по его щекам, по густым усам. Он не стыдился своей «слабости». Он не просто «слушал музыку», а глубоко переживал ее.

1964 г.

МИХАИЛ КОЛЬЦОВ [1]

ШАРЖ БОР. ЕФИМОВА

Михаил Кольцов — выдающийся мастер советского фельетона. Это бесспорно. На этом утверждении сходились все писавшие о Кольцове. Правда, одни видели в нем выдающегося публициста-газетчика. Другие, относя фельетон к жанрам литературы художественной, отводили Кольцову место среди писателей.

Подобный спор возникал, в сущности, всегда, когда речь заходила о Кольцове, и в какой-то степени этот спор так и остался неразрешенным.