Дорогие коллеги. Как любимая работа портит нам жизнь

Однако Агвазе отмечает, что его случай довольно редкий – большинство разработчиков сталкиваются с противоположной проблемой. Кранч стал настоящей напастью для индустрии: в ходе одного исследования половина опрошенных разработчиков заявили, что «во время кранча работали как минимум на 50 % больше стандартных 40 часов в неделю». Об этой проблеме заговорили в 2004 году, когда жена одного из разработчиков компании Electronic Arts (EA) опубликовала «открытое письмо», в котором рассказала, что во время кранча ее партнер работает по 84 часа в неделю. За этим последовали два коллективных иска от разработчиков, требовавших оплаты за переработки. Оба иска были урегулированы во внесудебном порядке, но практика кранча никуда не исчезла. При этом остается открытым вопрос о том, насколько кранч выгоден для самих работодателей. «Студии, работающие в этом режиме, часто делают плохие игры, иногда – средние, время от времени – хорошие. Если вы кранчите, то это еще не значит, что у вас получится хорошая игра», – говорит Агвазе[555].

Помимо желания заполучить новую строчку в резюме мотивацией для разработчиков служит чувство принадлежности к команде, которое культивируют работодатели, называя компанию «семьей». «При этом я могу переехать на другой конец страны, устроиться в компанию, где мне скажут „Добро пожаловать в семью“, а потом уволят в первую неделю работы», – говорит Агвазе, иронически ухмыляясь. С ним такого не происходило, но история довольно распространенная.

Некоторые менеджеры начинают понимать, что «домашней атмосферы» в офисе недостаточно для того, чтобы удержать опытных сотрудников. Но в индустрии по-прежнему широко распространена идея, что переработки – это признак качества продукта и преданности разработчиков своему делу, а не потенциальная причина выгорания и свидетельство неэффективности компании. «Они не видят в этом никакой проблемы, – говорит Агвазе. – Так устроена индустрия. С чего тебе вообще могло прийти в голову, что это неправильно? Так и надо работать».

Как и многие другие британцы, после начала пандемии коронавируса Агвазе перешел на удаленную работу. В его случае это привело к тому, что границы между рабочим и нерабочим временем размылись еще сильнее. По словам моего собеседника, сначала руководство потребовало, чтобы он продолжал ходить в офис, но после того как правительство рекомендовало перевести сотрудников на удаленную работу, ему разрешили работать из дома. Агвазе устроил небольшую перестановку в квартире. Сосед моего собеседника съехал, поэтому он превратил освободившуюся комнату в офис и стал использовать для работы его компьютер с большим монитором. «Я просыпаюсь, иду в другую комнату, сажусь за комп и начинаю работать. Обычно я работаю по восемь часов, иногда чуть больше, иногда чуть меньше. Раньше я в час дня шел на обед с коллегами, но теперь часто бывает, что в процессе работы я вдруг спрашивают себя: „А ел ли я что-нибудь сегодня? Нет, не ел. Надо пойти поесть. Сколько времени? Ого, уже два часа дня“», – рассказывает Агвазе.

Он отмечает, что сам стал гораздо меньше играть в игры из-за того, что работа отнимает у него слишком много времени. «Так, иногда поигрываю в одну…» – смеется мой собеседник.

* * *

Программирование – сфера, в которой сейчас преобладают мужчины, – было изобретено женщиной. Ада Лавлейс была дочерью поэта-романтика лорда Байрона, но мама направила ее в математику, «словно надеясь, что это станет противоядием от увлечения поэзией». Лавлейс разработала программу для «разностной машины» Чарльза Бэббиджа, используя в качестве модели механический ткацкий станок. По сути, это был прообраз современного компьютера. Лавлейс поняла, что компьютер можно использовать не только для решения сложных уравнений, но и для создания музыки, картин и вообще любых произведений, которые могут быть переданы в виде кода, в том числе игр. Ее работа на эту тему, которая теперь считается первой компьютерной программой, увидела свет в 1843 году – за много лет до того, как было построено первое устройство, напоминающее компьютер[556].