Силли считает, что ей повезло: никто из ее близких не умер от коронавируса. Но Бронкс стал один из эпицентров эпидемии в США, и в ее окружении было много заболевших. К тому же Силли пять дней кряду жила на работе, так что поддерживать баланс между заботой о своих и чужих детях стало еще труднее: «С подростками бывает непросто, – говорит она. – Иногда мы выходим немного прогуляться, но это бывает не каждый день. Бóльшую часть времени они сидят дома, и это само по себе создает трудности». После того как школьные занятия перевели в онлайн, Силли начала беспокоиться из-за того, выполняют ли ее дети все необходимые задания: «Все время думаю: „Будь я дома, могла бы их контролировать, и они бы лучше занимались“. Но хотя бы могу позвонить им и напомнить: „Не забудь сделать домашку!“»
Силли отмечает, что в силу специфики труда няням и другим домашним работникам практически невозможно держать социальную дистанцию: «Но мы соблюдаем меры предосторожности, носим средства защиты, поскольку близко контактируем с детьми. Надеваем маски, если рядом с нами кто-то есть, всегда моем руки».
Пандемия лишний раз подчеркнула то, что Силли и так прекрасно знала. «Если бы домашние работники не смогли работать, не смог бы почти никто, – говорит она. – Я люблю свое дело, потому что это тот стержень, на котором держится общество: мы даем возможность работать всем остальным».
Дом превратился в рабочее место в тот самый момент, когда люди научились строить стены и крыши, и почти сразу же появились люди, которые стали трудиться в чужих домах. При этом в пространстве дома границы между работой и не-работой постоянно размываются, даже если речь идет об оплачиваемом труде.
Исследовательницы Айлин Борис и Расель Саласар Парреньяс предложили термин «интимный труд», описывающий различные виды работы, где предполагается близкий контакт с людьми. Речь идет как о доступе к личной информации, так и о физическом контакте. Некоторые из тех, кто занимается интимным трудом, несут ответственность за чужие жизни; в других случаях ставки могут быть не столь высоки. Но все эти виды занятости объединяет то, что они размывают границу между той работой, которая, как мы считаем, должна выполняться ради любви, и той, которой люди занимаются ради денег[148].
Представление о том, что две эти сферы отделены друг от друга, основано на идеологии дома, сформировавшейся в XIX–XX веках. Эта идеология базируется на посыле, что дом и работа – два не просто отдельных, а «враждебных» мира. Считается, что любое соприкосновение между ними чревато проблемами и приведет к тому, что в рабочее пространство начнут проникать неуместные чувства, а семейные отношения, наоборот, отравит алчность. Предполагается, что забота, за которую платят (как в случае Силли), не может быть настоящей; если же начать платить человеку за работу, которую он выполняет ради любви, то любовь сразу же испарится[149].
Все виды «интимного труда» также объединяет то, что их принято считать уделом определенной категории работников, – почти всегда это женщины из рабочего класса, часто дискриминируемые из-за этнической принадлежности. В особенности это касается того, что мы называем работой по дому (приготовление пищи, уборка и уход), которую выполняют не члены семьи за деньги или по принуждению. Долгое время это была самая распространенная форма занятости среди женщин. В Европе в XVI–XVII веках треть женщин работала домашней прислугой, и даже после промышленной революции домашняя прислуга по-прежнему составляла самую многочисленную группу рабочего класса. Принуждение к труду, низкая зарплата и неуважительное отношение часто прикрывались эссенциалистским нарративом о том, что определенные группы людей «по своей природе» больше подходят для работы по дому. На протяжении большей части истории в эту категорию входили иммигранты (например, ирландцы в Англии). А если говорить о США, история работы по дому здесь тесно переплетена с историей рабства[150].