Дорогие мои старики Из переписки с родителями в военные годы (1941-1945)

Таковы мои дела. В литературных кругах ругают меня сейчас весьма свирепо за пьесу и за лирические стихи, что объясняется самыми разными причинами (и благородными, и неблагородными), но так или иначе все это полезно, ибо меня только злит, а когда я злюсь, то у меня только один способ войны со своим неприятелем, постараться написать что-то такое, что будет гораздо и несомненно лучше всего предыдущего, что я и постараюсь сделать.

Целую вас крепко, мои милые, дорогие. Ждите моей телеграммы из А.-А. Отсюда одновременно с письмом посылаю телеграмму [11].

22 апреля 1943 года

(От матери)

Как ездилось? Как работалось этот раз? Когда вернулся — до или после приезда сына? Как встретились вы, мои дорогие?

Как помнятся ваши шалости на Зубовской, и как ты ему кричал: — Орел! — а он вис у тебя на шее, и оба, довольные встречей, вы катались по дивану.

Возмутило меня тенденциозное выступление Асеева [12] в Союзе. Гурвич — совсем другое. Можно соглашаться или нет — но это — мысли.

(О каком обсуждении идет речь — не знаю.)

24 апреля 1943 года.

(От матери)

Дорогой мой, пользуюсь случаем — уезжает Тынянов [13]. Как здоровье, работа, настроение? Крепко целуем тебя с отцом. Как встреча с Алешей? Я так думаю о ней эти дни. Отец был вчера на комиссии, его сняли с инвалидности. Дорогой, как же я жду очередного огромного письма по возвращении в Москву. Поторопись. Ждала твоих очерков, и напрасно — видимо, это очередное расхождение во вкусах с Ортенбергом.

Май 1943 года

(От матери)

Сию секунду принесли твою телеграмму от 1/V, которая меня бесконечно обрадовала. Счастлива, буду наслаждаться еще и сознанием, что ты дома, счастлив и вне опасности. Воображаю, сколько у тебя впечатлений и воспоминаний, и материала. Только жаль мне все-таки, с одной стороны, что ты уже вернулся, видимо, придется ехать еще, и значительно позже, а мне уже чудилось другое.

Июнь 1943 года

Милые мои, дорогие старики, простите, что так долго не писал: позавчера прилетел из Алма-Аты.

Во-первых, о своих делах. Подлечиться и отдохнуть в Алма-Ате мне особенно не удалось, хотя я чувствую себя, в общем, гораздо лучше, чем два месяца назад. Я там все время работал. Написал около десятка стихотворений, а главное, написал две трети романа о Сталинграде, который сейчас вот сижу и доканчиваю. Написано у меня около пятисот страниц, осталось еще около двухсот, после чего из этого абсолютного черновика мне предстоит сделать более или менее окончательный текст романа. Это главное. Рассказывать подробно не буду, потому что надеюсь, что в недалеком будущем вы сами сможете это прочесть.

Таковы дела мои общественные. К ним следует прибавить, что по приезде в Москву получил две медали: за Сталинград и Одессу.

В Америке и Англии идут с успехом «Русские люди», в Америке издается книга моих очерков «От Черного до Баренцева моря». У нас Пудовкин уже поставил «Русские люди», и когда вы приедете в Москву, то здесь увидите. Что до «Жди меня», то Валя в картине отснялась полностью и вообще картина будет закончена через месяц — полтора.

Теперь мои личные дела. Я вроде как женился. Серьезно говоря, жизнь наша за эти три года прошла такие испытания всякого рода с обеих сторон, что мы, наверное, надолго останемся вместе. Во всяком случае, сейчас мне так кажется.

Позавчера я с радостью увидел Алешку, который меня тоже встретил очень радостно, и я его сразу же, с места в карьер, свозил на выставку германского трофейного вооружения, которую он с удовольствием посмотрел (и вы, наверное, тоже скоро посмотрите).

Вот и все мои личные дела. Особенно длинно и подробно рассказывать не хочется, ибо при скором свидании все это лучше выговорится.