Дорогой Билли Миллиган

– Ты серьезно?! – Возмутился я, с грохотов упав на стул и чуть не сбив небольшую горку помятых листов. – Переводческая деятельность вообще не наша специализация.

– Слушай, почему ты такой тяжелый на подъем? Ты ведь в идеале знаешь несколько языков. Совсем не сложно, я думаю, перевести несколько крохотных текстов общего характера. Что тебе стоит?

– Я не хочу ручаться за переводы личных текстов на другой язык. Это тебе не твои экономические кейсы решить. Для этого надо знать не только слова и грамматику, но и саму культуру страны, откуда происходит язык.

– Зачем это?

– А затем, чтобы случайно не перевести сомнительную шутку в оскорбление. Каждый народ, да что уж там, каждый человек воспринимает внешний мир в рамках своей культуры и ценностей, которые в ней заложены. И это совершенно естественно. Откуда мне знать, например, что подразумевают греки под выражением «смотри по сторонам». Угрозу? Предупреждение? Страх? Предвидение какое-то?

– Ты маячишь не в ту степь, приятель, вещи имеют ровно столько смысла, сколько значимости ты в них вкладываешь. Слышал про трудовую теорию стоимости?

– Да.

– Ну вот, а это мой аналог – смысловая теория вещей. Ну что, как тебе? Только что придумал.

– Оно и чувствуется.

– Что, стоит доработать?

– Откуда мне знать, честное слово. Это же твоя теория, я не могу прочесть твои мысли. Вот и сейчас, мы сидим с тобой в одной комнате, общаемся уже который год, но я все равно не могу знать твои мысли наверняка. А ты просишь меня пропустить через себя мысли других культур. Лингвистическая порнография какая-то.

Он томно вздохнул.

– Ты возьмешься за переводы или нет?

– А у меня есть выбор?

– Вот и отлично, – бросил он небрежно, словно делал мне практически несоизмеримое ни с чем одолжение, как если бы бросил кусок колбасы надоедливой дворняге.

Стоит, наверное, рассказать, как именно мы с ним познакомились. Произошло это около двух лет назад. Я тогда заканчивал первый курс на факультете журналистики в университете ***. Он учился там же, но на другом факультете (на каком именно, он до сих пор умалчивает), поэтому и предпосылок для нашего знакомства не было ни одной. После окончания весенней сессии и сдачи всех экзаменов, университет решил провести небольшую символическую вечеринку в честь окончания учебного года и, скажем так, внести это в список традиций. Вечеринка проходила в каком-то популярном баре в центре города, который арендовали на всю ночь специально для наших студентов. Не помню точно, что именно побудило меня пойти, но я все же собрался и поехал к полуночи к этому месту. Очередь у вдоха стояла практически на весь квартал. Охрана проводила тотальную проверку документов, чтобы случайно не стать причиной разгрома заведения или хуже того – расстрела студентов. Частая мировая практика массовых расстрелов поставила на уши практически весь наш город, и, если бы остальные города, страны и континенты взяли с нас пример ведения борьбы с терроризмом, в мире стало бы чуть меньше зла, чем было. Но никто не хотел думать об общем благе, всех почему-то беспокоила собственная одинокая шкура.

Короче говоря, я выстоял тридцатиминутную очередь и зашел внутрь. Басы ударили по перепонкам у самого входа. Но меня это вовсе не повалило с ног. Я слушал музыку и по громче практически каждый вечер через стенку спальни. Я, почему-то, знал, что не останусь надолго, поэтому решил сразу перейти к делу и поплелся в сторону барной стойки. Протискиваясь между горячими потными студентами, возбужденными всем, что было в этом баре – алкоголем, танцующими на сцене пьяными девушками, всеобщим ажиотажем, сдачей всех экзаменов, наступлением каникул, музыкой, друзьями, беззаботностью, иллюзией свободы. Заказал себе виски, повернулся лицом к толпе, чем совершил самую глупую ошибку. В приплюснутом состоянии, скажу я вам, не так уж удобно и пить. Я оказался зажат между столом и безудержно веселящимися студентами. Не знаю, как их, вас или кого-то еще, но меня такая обстановка не удовлетворяла ни в каком смысле. Трогательные эмоции, которые должны были расплыться на наших лицах, сменились раздражением и дискомфортом. Возможно, потому что я был один. Или потому, что мне было грустно с самого начала зарождения мысли прийти сюда.

В таком положении я простоял не совсем долго. Толпы начали редеть, воздух чуть посвежел, а девушек стали силком стаскивать со сцены. Одна из них просто прыгнула на какого-то высокого худощавого парня, протягивающего ей руки, и они оба с грохотом полетели вниз, посмеялись собственной неуклюжести, подняли на ноги и с гордо поднятой головой двинулись к выходу. Юбка у девушки была задрана, как у ребенка, а парень так сильно вымок, что невозможно было разобрать, то ли у него голубая футболка с темно-синими пятнами, то ли наоборот.

И примерно в это время возле меня оказался Приятель.

– Неприятная сцена, – сказал он.

Я взглянул на его трезвое лицо, кивнул и повернулся обратно смотреть в даль.

– Какой курс? – Спросил он.

– Первый.

– А я второй.