Дорогой длинною

Воронин изменился в лице. Качнулся к цыганам, в его руке мелькнуло что-то, и Илья, ещё не поняв, что это, услышал пронзительный визг Стешки:

– Хасиям[41], ромалэ!

Крик прозвучал в полной тишине. Цыгане застыли, не сводя глаз с пистолета в руке графа. Воронин стоял, широко расставив ноги, качаясь, едва удерживая равновесие. На его лице прыгала кривая усмешка, пистолет был направлен прямо в грудь Насти. Та, побледнев, подняла руку, замерла. По белому лицу графа бежал пот, сумасшедшие глаза смотрели поверх голов цыган в чёрный угол. Он что-то хрипло бормотал, не переставая бессмысленно улыбаться, и из невнятной речи Илья уловил только имя Зины.

"Выпалит… Ей-богу, выпалит… В туза с десяти шагов попадает…" Илья, как и все, боясь шевельнуться, мельком вспомнил, что его Варька, слава богу, застряла где-то в дверях. Кричать было нельзя, шагнуть в сторону – страшно. Как во сне, Илья подумал, что не успеет ни оттолкнуть Настю, ни выдернуть её из-под дула пистолета. Да даже если бы и успел… Гаджо выстрелит и непременно зацепит кого-то из цыган. Много он соображает, спьяну-то. Разве что, может… Всё внутри вдруг подобралось, сжалось в комок, как в ночном поле, возле чужого, всхрапывающего и недоверчиво косящегося жеребца. И когда Воронин, не опуская пистолета, что-то сдавленно выкрикнул, - Илья прыгнул.

Грянул выстрел. Послышались крики, отчаянный женский визг, Илья и граф, сцепившись, покатились по полу. Сквозь бьющий в виски жар Илья видел, как переворачиваются стулья, как сползает со стола вместе с посудой и смятыми деньгами скатерть, как летит на пол канделябр со свечами.

"Спалим к чертям ресторан… - мелькнуло в голове. - Яков Васильич убьёт…" Последнее, что помнил Илья, - перекошенное, белое лицо графа Воронина, лежащего на полу. А потом - сильный удар по голове, темнота и - ничего.

Он очнулся в бешено несущихся санях. Копыта лошадей грохотали по мёрзлой мостовой, визжали полозья, в лицо летел снег. Илья почувствовал, что лежит на холодном, жёстком дне саней, что голова его - на чьих-то коленях, что где-то рядом плачет Варька и гремит ругань Митро:

– Да погоняй же, чёрт, живей! По червонцу за версту даю, каторжная морда, гони!!!

Тут Илья разом вспомнил всё.

– Эй, морэ, наши все живы? Гаджо стрелял, я слышал! Все живы? Где Настя, что с ней? Она впереди стояла, перед ним прямо стояла, она…

– Я, Илья, здесь, я живая… Не кричи, прошу тебя… Молчи.

Только сейчас Илья понял, на чьих коленях лежит его голова. Встрепенулся было вскочить, но Настя удержала его:

– Сиди, не шевелись… Ты же графа чуть не задушил! Христом-богом прошу, не высовывайся, увидят!

Откуда-то сбоку появилась Варька, заревела в голос, прижимаясь к брату всем телом, как испуганный зверёк:

– Дэвла, дэвла… Что ж с нами будет-то… Барина чуть не убили… А ежели помрёт?.. Ой, пропали наши головы, пропали-и-и…

Илью начало колотить. Господи… Как же так вышло? Он, таборный цыган, чуть не отправил на тот свет настоящего, всей Москве известного графа, которому ничего не стоит сдать за это в каторгу весь хор… Ох, всё, пропал, к чёртовой матери пропал… А с Варькой-то что будет, куда её-то?..

Весь дрожа, Илья уткнулся в колени Насти.

– Дэвла… Настя… чяёри… Что же будет?

– Ничего, Илья… Ничего, морэ… - Настя гладила его по голове, и Илья чувствовал, что её руки тоже трясутся. - Митро знает, что делает, всё уладится, молчи…

Шёпот её рвался, пропадал куда-то, перебивался оглушительным стуком копыт по ледяной корке. Сверху летел снег, набивался за ворот, в волосы, ветер свистел в ушах. Оставалось лишь прятать лицо в ледяных складках атласного платья да молиться богу.

Сани остановились в тёмном, без единого фонаря, проулке. Митро спрыгнул на тротуар, сунул извозчику комок мятых денег:

– Ну, каторга, - не видел ты нас!

– Знамо дело, - прогудели басом.

Митро, как ребёнка, взял на руки плачущую Варьку и вместе с ней исчез в темноте. Илья тоже выбрался из саней, но земля тут же качнулась под ногами.

– Что ты, морэ? - тихий голос рядом. - Идти можешь?

Настька… Почти невидимое в темноте лицо, огромные провалы глаз.

Она в одном платье, даже шали нет, волосы прядями рассыпались по плечам. Дыхание горячее, жжёт щёку, ледяные пальцы ищут его руку. Сон ли?

Явь? Пьяная горячка?

– Настя, слушай… Что будет теперь, не знаю. Может, нам с Варькой теперь с Москвы съехать придётся, так ты бы… Ты бы не сердилась на меня, а?

Короткое молчание.

– За что, глупый?

– Что вчера про деньги сказал. Обижать тебя не хотел.

– Я знаю.

– Я тебя всё равно замуж возьму, - хрипло сказал Илья. - Плевать мне на Сбежнева. Пойдёшь?

– Нашёл время свататься… - Настя шагнула в сторону. - Идём, Илья, ты замёрзнешь.

– Куда… идём?

– Митро знает.

– Эй, где вы? - послышался недовольный окрик из темноты.

Настя дёрнула Илью за руку:

– Живо.