Дорогой Эван Хансен

Синтия поворачивается ко мне. В руке у нее галстук. Посмотрев на него какое-то время, она протягивает его мне.

– Это для собрания.

– О.

– Когда Коннор пошел в седьмой класс, мои подруги сказали: «Наступает время бар-мицв. Каждую субботу он должен будет ходить на новую вечеринку». Мы с ним купили костюм, несколько рубашек… галстук. – Она замолкает. – Но он не получил приглашения ни на одну из таких вечеринок.

Мы смотрим на галстук у нее в руках. Галстук Коннора. Его единственный галстук. Он ни разу не надел его. У него не было для этого повода.

– Я подумала, он может быть на тебе во время твоей речи.

Меня охватывает паника:

– Моей что?

– Ну, Алана сказала же, что каждый, кто захочет выступить на собрании, будет иметь шанс сделать это. Думаю, всем понятно, что первое слово надо предоставить тебе.

– Я не…

Паника имеет солоноватый привкус. Такое чувство, будто я стою в небольшом стеклянном ящике, и он постепенно наполняется водой. Догадываюсь, что это морская вода, потому что она соленая. Вода уже у моего рта, через мгновение она накроет меня с головой, и я утону. Выбраться из ящика нет никакой возможности. Остается только ждать, когда вода поглотит меня. Вытягиваю шею, чтобы в последний раз набрать в легкие воздух. А затем, когда я почти уже тону, вода останавливается. Она всегда отступает. Я еще ни разу не утонул, но это не имеет значения. Чувство того, что ты чуть было не утонул, хуже, чем утонуть на самом деле. Утонуть – это тишина и спокойствие. Почти утонуть – это боль.

– Дело в том, что я не очень хорошо, хм, справляюсь с выступлениями перед большим числом людей. Не надо от меня этого хотеть. Правда.

– Разумеется, я этого хочу, – говорит Синтия. – Уверена, вся школа захочет, чтобы ты выступил. Я ручаюсь за Лэрри, и за себя, и за Зо…

Синтия вкладывает галстук мне в руки.

– Подумай над этим.

Она оставляет меня одного в комнате Коннора. Стою там, словно парализованный, и жду, когда уйдет вся вода.

Смотрю на галстук Коннора. Он из толстой и грубой материи. Темно-синий с диагональными полосками. Они похожи на волны мрачного, жестокого океана. Вода явилась и за Коннором. Он, должно быть, пытался дышать до тех пор, пока у него не осталось сил сопротивляться. Если я способен понять хоть что-нибудь, то определенно понимаю это.

Какой-то звук за дверью. Там стоит Зо со скрещенными на груди руками.

– Прошу прощения, – говорю я ей. – Я уже ухожу. Мы немного поговорили с твоей мамой.

Она входит в комнату и медленно обходит вокруг меня, а потом наконец садится на кровать. Когда мы в прошлый раз были в комнате Коннора одни, я определенно лишился разума. Надо будет лучше держать себя в руках на этот раз.

Зо мало что сказала после презентации. Когда мы закончили, она сразу же поднялась к себе наверх. Жду, когда она заговорит, но она не делает этого, и тогда я осторожно спрашиваю:

– Это ты сейчас играла на гитаре?

Она кивает.

– Я не знал, что ты еще и поешь.

– А я и не пою. То есть у меня это неважно получается. Я только начала заниматься этим. В прошлое воскресенье играла на «открытом микрофоне» в кафе «Кэпитол». Всего несколько песен.

– Вау. Ни фига себе. Ты поешь каверы или?..

– Мои собственные песни, – говорит она слегка неуверенно, но преодолевая эту неуверенность. – Странно. Они словно уже были во мне. А теперь вот оказались готовы выйти наружу.

Я понимаю. И завидую. Хотелось бы мне отпустить все то, что перемешалось внутри меня.

Сажусь на кровать, так далеко от нее, как только могу, лишь бы не упасть.

– Просто отпад!

Она поворачивается ко мне.

– Ты не должен был целовать меня в тот вечер. Это рассердило меня.

Черт. Я сам во всем виноват.

– Знаю. И прошу прощения.

– Но, – продолжает она, – я не должна была так истерить. Моя реакция оказалась неоправданно бурной.

– Нет, неправда. Ты могла разозлиться гораздо сильнее. Я даже не знаю, почему поступил так.

Она сидит и смотрит вниз. Ее ноги согнуты, словно она пытается проткнуть ими пол.

– Думаю, горе заставляет иногда делать странные вещи. На которые люди не решаются в нормальном состоянии.

Я даю ей единственный ответ, который у меня есть:

– Наверное, ты права.

Она встает и начинает ходить по комнате.

Я слежу за ее движениями до тех пор, пока она не останавливается и не смотрит на меня сверху.

– Почему он толкнул тебя тогда?

– Что? О, я думаю… – Морская вода возвращается. А я только начал обсыхать. – Разве я тебе уже не говорил?

Она качает головой:

– Я тебе не верю.

Мое сердце будто трескается пополам. Отвожу взгляд в сторону и смотрю на стену, словно передо мной шпаргалка, но то, что я там вижу, смущает меня еще больше. Закрываю глаза и смотрю внутрь себя.

– Иногда я… Я боюсь разговаривать с людьми, что-то вроде этого. – И эта правда успокаивает меня. Медленно открываю глаза. – Коннор всегда пытался сделать так, чтобы я стал более открытым. Иногда моя замкнутость раздражала его. Если он считал, что я недостаточно стараюсь преодолеть ее. Что-то вроде этого.

Она принимает мой ответ.

– Ну, моя мама влюблена в тебя. И в «Проект Коннора» – она просто одержима им.

Чувствую, что мое сердце снова в порядке.