Я устало посмотрел на него.
Он покачал головой и вздохнул, потом встал.
(Сказано как утверждение. Как ультиматум. У меня не было выбора.)
Мигель не знал, на что был похож мой прошедший год. Он слышал об этом, конечно же, но его там не было. Ему была известна лишь легенда, а не реальность. День за днем, день за днем. Ползком или на четвереньках. Ущерб, нанесенный мне и мной. Каждая хорошая вещь оборачивалась плохой. Лежать в кровати и представлять себя просто…
Какое-то время он смотрел на меня, а потом подошел и встал рядом. Нос к носу. Глаза к глазам. Мы оказались не так близко, как минуту тому назад, но интимности между нами стало больше.
Я стоял перед ним и дрожал. Дрожал под его взглядом.
Как? Как мог я сделать это? Ведь под тем, что он видел, скрывалось нечто такое, что невозможно было исправить.
Я сделал шаг назад и стиснул зубы, словно запер себя. Оделся так быстро, как только мог. Он пытался остановить меня, звал обратно. Но мое мгновенное решение было твердым: бежать.
(И, похоже, я до сих пор бегу.)
Теперь везде можно увидеть мое фото. Короткие волосы. Широкая глуповатая улыбка. Я видел эту фотографию на собрании несколько недель тому назад. Мама, должно быть, нашла ее в моем телефоне. Думаю, она не знает, что я обкорнал ее. Это селфи, сделанное Мигелем. В первоначальном варианте он стоит рядом со мной, и у него такая же широкая улыбка, как и у меня.
Я был уверен в одном: рядом с ним и без него я ощущал себя совершенно по-разному. С ним я жил и был полон радости. Без него становилось невыносимо. С ним – все равно, что ловить кайф от наркотика. Когда мы перестали видеться, у меня началась ломка. Это было долгое, мрачное лето.
Глава 22
На следующее утро в школьном коридоре Зо целует меня при всех.
– У меня после уроков репетиция, и я не смогу отвезти тебя домой, – говорит она. – Но не забудь: в семь я заберу тебя на ужин.
Она целует меня снова – на этот раз быстро, в щеку. Я смотрю ей вслед и не могу думать ни о чем больше, кроме как о том, когда в следующий раз увижу ее.
– Где ты был вчера вечером?
Оборачиваюсь и вижу перед собой Алану.
– Я послала тебе штук пятьдесят эсэмэсок, – говорит она, качая головой. – Не волнуйся, я раздала открытки без тебя.
– О черт, я совсем забыл. Мне так жаль, – оправдываюсь я. – Должно быть, я поставил неправильную дату на телефоне.
– Что с тобой происходит, Эван?
Оглядываюсь. Я бы предпочел разговаривать с ней без свидетелей.
– До окончания сбора денег осталась неделя, – говорит Алана, – а у меня такое чувство, будто ты – за тысячу миль отсюда. Ты не снял новые видео. Не пишешь в блог целую вечность.
– Ну, я был занят.
– Чем занят? – интересуется Алана.
Тем, что жил? Пытался жить?
– Знаешь, самыми разными вещами, – отвечаю я. – Сколько еще нам надо собрать?
– О, не так уж и много. Всего семнадцать тысяч долларов.
Семнадцать. Тысяч. О'кей. Это куча денег.
– Послушай, я уверен, мы справимся. Нужно просто поддерживать в людях интерес.
– Именно, – говорит она с чувством облегчения, что я наконец врубился в тему. – Вот почему я выкладываю твою переписку с Коннором в интернет.
– Подожди. Что? Что ты хочешь сказать? – В мой стеклянный ящик хлынула морская вода. – Откуда ты знаешь о письмах?
– Мне их прислала миссис Мерфи, – отвечает Алана. – Всего несколько, но она говорит, что вообще-то – их целая тонна. Что ты, типа, продолжаешь присылать ей все новые и новые.
– Ты не можешь сделать этого.
Она эффектно откидывает голову:
– Не могу?
– Ну, эта переписка, она же личная.
– Хм, уже нет. Теперь она – всеобщее достояние. То есть в этом весь смысл. И чем она более личная, тем лучше. Люди любят такое. У нас есть ответственность перед нашим сообществом – мы должны показывать им все. Говорить правду.
Правду? Какую правду? Я отвечаю на их письма и рассказываю о своей жизни. Я даже выложил селфи. Разве этого недостаточно? Чего еще «наше сообщество» хочет от меня?
Часы на ее руке бикают.
– Я должна бежать. Но я собираюсь прислать тебе лист с вопросами, на которые ты должен будешь ответить. Некоторые письма непонятны.
– Что? Что ты имеешь в виду?
– Ну, например, ты говоришь, что в первый свой день в саду ты сломал руку. Но, согласно другим письмам, вы ходили туда вместе, кажется, с ноября.
Это легко объяснимо. Видишь ли, я вообще никогда не был в саду. Я не тот, за кого ты меня принимаешь, Алана.
– Наверное, просто опечатка, – говорю я. – Ведь это всего-навсего имейлы, а ты вчитываешься в них слишком внимательно.