Дорогой Никто. Настоящий дневник Мэри Роуз

На улице жарко и солнечно. Я иду в соседний квартал. Я потею, и пот пахнет алкоголем. Во рту сухо. Черт, я ужасно себя чувствую – организм отравлен токсинами. Я иду без туфель, носки сразу стали грязными, но мне даже нравится ощущение маленьких камушков под ногами. Стопы неприятно онемели, но зато я не чувствую, как на них вздуваются пузыри от ожогов о раскаленный тротуар.

Почему я здесь?

Почему я это ДЕЛАЮ?

* * *

Дорогой Никто!

Я ненавижу этот город, этих отвратительных людей, но больше всего – и сильнее всего – ненавижу себя. Я никогда даже не думала о таком (и тем более не писала), пока у меня были друзья.

Ненавижу быть настолько одинокой. Это опасно. Никого у меня никогда нет, я одна в мире. Я пришла одна и ухожу одна. Я родилась одна и, наверное, умру одна…

* * *

Дорогой Никто!

Господи, как мне не хватает Дилана! Спустя почти семь месяцев смерть лучшего друга все еще вызывает у меня слезы. Наверное, я начала столько пить, потому что Дилан умер. Дилан был моим наркотиком, он делал меня счастливой, несмотря на мою меланхолию, и всегда умел рассмешить. Мы полностью понимали друг друга. Мы заменяли друг другу семью в отсутствие настоящих семей. Он был не только моим лучшим, но и единственным настоящим другом. Я его так любила – словно брата, с которым росла с детства. Я им безмерно восхищалась – больше, чем всеми знакомыми. Я надеялась, что Дилан всегда будет моим другом и когда-нибудь наши дети будут играть вместе.

Однажды мне приснилось, что Дилан вернулся и пришел ко мне в гости. Это было прекрасно! Но затем я проснулась в своей одинокой комнате, в своей одинокой жизни и вспомнила, что Дилан умер. Боже, помоги мне! Я так тоскую по Дилану, пожалуйста, пошли его обратно ко мне!

* * *

Дорогой Никто!

Жизнь превратилась в сонную тусклость скуки и плохой гигиены. Нудные дни сменяют друг друга, а я торчу в норе, которую вырыла в собственной апатии. Каждое утро, прежде чем открыть глаза и встретить новый день пресного, злосчастного бытия пропащей наркоманки в Америке, несколько минут от дня, который неминуемо окажется бездарно просранным, я воображаю, где могла бы проснуться, – от борделей до частных школ, от бразильских джунглей до затерянного в Антарктиде иглу. Я много чего представляю, но, наверное, края своей мечты я буду знать лишь по рисункам и иллюстрациям.

Моя ли в том вина, что мне никогда не увидеть избранные царства моих грез? Или я видела их, уже когда подумала об их существовании? Живу ли я в краю, где обитаю, если меня не заботит его существование? Нет, этого городишки не существует, потому что я в него не верю. Может, поэтому жить здесь для меня такая каторга.

Мне комфортно в моей скуке – я предпочитаю ее страданиям. Другие миры манят новизной и энергией, но к ним прилагаются боль и обида. Пока надо довольствоваться тем, что есть.

И все равно я мечтаю…

* * *

Дорогой Никто!

Я НЕНАВИЖУ СВОЮ ЖИЗНЬ.

Я говорю это серьезнее, чем раньше. Понятно, могло быть хуже, но могло быть и гораздо лучше. По сути, и было когда-то, но с тех пор жизнь идет под откос, уже скатившись ниже деления «о’кей» или «сносно».

Сейчас она утомительна и нестерпимо болезненна.

У меня НИЧЕГО нет. Абсолютно ничего.

Ни любви, ни ненависти, ни страсти. У меня нет образования и даже свидетельства об окончании старшей школы. У меня вообще нет друзей, даже лучшего друга нет. Я совершенно ОДИНОКА.

Это ужасно. Я почти в аду.

У меня даже нет здоровья – его состояние всегда неопределенно, дразнит близкой перспективой «настоящей» жизни, но каждую минуту готово напомнить, что болезнь лишь притаилась.

Никогда не шло на компромисс.

Никогда не давало мне толком жить – или умереть.

Я вечно телепаюсь посередине.

* * *

Дорогой Никто!

Вынуждена сказать, что если прошлое лето можно признать плохим, то по сравнению с нынешним оно кажется раем. Прошлым летом я только привыкала к вечеринкам. Зимой стало ясно, что у меня не просто тяга к вечеринкам – мне НЕОБХОДИМО выпить. Я начала курить крэк, часто употреблять кокаин, вмазываться всем, что удавалось достать, как последняя беспонтовка. Почти каждый вечер я приходила домой пьяной. Зимой (после изнасилования) я резко подзавязала – прекратила употреблять столько дури и пила только по выходным, причем ни мать, ни инспектор по надзору меня ни разу не застукали. Весной я снова начала кашлять кровью и глушила алкоголем боль в груди. После инцидента в школе я вообще перестала обращать внимание на других и начала думать только о себе: если даже в тот раз вы не смогли меня раздавить, ИДИТЕ ВЫ ЗНАЕТЕ КУДА?