Дорожная традиция России. Поверья, обычаи, обряды

А потом таинственно добавил Василий Михайлович, как мелькнула здесь в Казне перед ним кикимора. Вся нечёсаная, раскосмаченная, у-у. Мы жались друг к дружке. Наташка крестилась. Я шептал молитву. И братья Князевы, и Митя Филин повторяли бледными губами: “Господи, помоги-пронеси!” – и все, боясь нечистой силы, поджимали под себя лапти»[95].

Ещё один случай с привидениями-лешаками на вятской земле вспоминал В. Г. Короленко. В конце 1879 г. его, ссыльного, отправили на жительство в самую отдалённую часть Глазовского уезда Вятской губернии – в Берёзовские Починки. И вот, на одном из участков долгого пути по Бисеровской волости, ему пришлось ехать на санях, которыми правила крестьянская девчонка Апроська, а больше с ними никого не было. Апроська поначалу побаивалась «чуженина», которого она везла по безлюдным зимним местам. «Кроме того, как оказалось из последующих разговоров, она была убеждена, что там, где виднелись над лесом белые столбы, в глубокой чаще на нас шли три “лешака”. Когда снежный тифон рассыпался и исчез, она глубоко вздохнула и успокоилась, а я стоял, точно зачарованный этой картиной, полной сурового молчаливого величия и глубокой таинственной жизни…» Короленко припоминал, что в тот час и он «переживал странную иллюзию». Ему грезилось такое: «…Встаёт и складывается в моём воображении какой-то до осязательности ощутимый в душе образ – олицетворение северной природы и северного народа… Он был загадочен, немного иконописен, немного архаичен, на старинный славянский лад». В образ Севера вписывались «даже эти три “лешака”, таинственно бредущие в глубине леса и играющие с снежными вихрями, – всё это вместе складывалось в этот образ, всё влекло и манило»[96]. Это же происшествие Короленко отразил и в не опубликованном при жизни рассказе «Полоса», написанном в 1880-х гг. и, очевидно, не вполне отделанном. Героя рассказа, Торлецкого, везут по тем же, вятско-камским глухим местам. Возница показывает на «лешака» вдали. «…Когда он взглянул с вершины холма, на которой они находились, на один из этих снежных столбов, который прыгал по склонам над лесами, точно прыгая с одного холма на другой, – ему удалось тогда схватить то представление, какое должно было возникать в уме мужика»[97].

В общем, образованный, не склонный к суевериям и даже не слишком религиозный человек, каким был уже преодолевший свою наивную детскую веру Короленко, тоже подпал под суровое очарование зимнего Севера. И, конечно же, в отличие от крестьянской девочки и священника Верещагина, Короленко не мог бы принять снежные вихревые столбы за великанов-леших. Кстати, именно там, в Вятском крае, леших именовали «долгими»[98]. И во многих иных местностях тоже уверяли, будто леший выглядит как человеческая фигура огромного роста – вровень с деревьями[99].

В стихотворении Александра Блока «Русь» (1906) есть такие строки: «…И ведьмы тешатся с чертями // В дорожных снеговых столбах». В примечании к стихотворению Блок указывал, что «ведьмы и черти в снеговых столбах на дороге… это подлинные образы наших поверий…», приводя ссылку на свою научно-популярную статью «О заговорах и заклинаниях», написанную в том же 1906 г.[100]

В стихотворении П. А. Вяземского «Метель» (1828) обрисована внезапная буря на зимней дороге, когда вдруг становится темно, ничего не видно – «тьма и страх!». Вот тогда и мерещится разное: «Тут выскочит проказник леший, // Ему раздолье в кутерьме: // То огонёк блеснёт во тьме, // То перейдёт дорогу пеший…» Или даже так, если это зимнее приключение затягивается: «Тут к лошадям косматый враг // Кувыркнется с поклоном в ноги, // И в полночь самую с дороги // Кибитка набок – и в овраг»[101].

В газете Приморского района Архангельской области (центром этого сельского района являлся сам г. Архангельск) в 1968 г. был опубликован очерк журналиста и историка Я. П. Кошелева о колхознице д. Красная Гора Домне Николаевне Ипатовой. Она говорила журналисту, что видела лешего: «Еду я из Уны с попутчиками лесом. Зима, холодище – зуб от зуба не доходит. Мы все на одних санях собрались, греем друг друга сказками про нечистую силу. Поудивлялись и разошлись к своим саням. Моя лошадь – последняя. Стала я в угорышек подыматься, а сани как бы кто придерживает. Оглянулась – сзади большой мужик в широченном красном кушаке. У меня и вожжи из рук выпали. А он наклоняется, хочет поднять, да я изловчилась и раньше успела и погнала лошадку во весь-то дух. Мужик-от громко, страшно как заорёт: “Вот поехала, дак поехала…” Легко отделалась. Вот если бы он вожжи у меня перехватил, то завёз бы, откуда и не выбраться. У нас случалось такое…»[102]