Дорожные работы

— Здесь нас никто не подслушает, — сказал Мальоре, — это я точно знаю. Я знаю также, что вы не подсадная утка, однако, если вы попытаетесь осуществить свой идиотский план, я вам не позавидую. Но кое-что я вам еще скажу. Года два назад пришел ко мне один черномазый и тоже заказал взрывчатку. Причем он хотел подорвать вовсе не какую-то дурацкую дорогу. Он собирался подорвать здание федерального суда.

Больше ничего не рассказывайте, подумал он. Сейчас я блевану. Как будто желудок его был набит перьями, каждое из которых отчаянно щекотало изнутри.

— Одним словом, я продал ему то, что он просил, — продолжал Мальоре. — Всего понемногу. Уйму времени на переговоры потратили. И этот малый выложил круглую сумму. Потом, слава Богу, его схватили с двумя подручными, прежде чем они успели хоть что-то натворить. Ну так вот — я ни минуты не беспокоился, выдаст ли он меня легавым или федам. А знаете почему? Да потому, что у них была целая шайка чокнутых; чокнутых черномазых, а это — особое дело. Псих-одиночка вроде вас — ему на все начхать. Сгорает, словно лампочка, и нет его. Когда же в шайке тридцать человек, то все они между собой повязаны; если даже троих поймают, они все тут же язык проглатывают.

— Ну ладно, — повторил он. Глаза его предательски увлажнились.

— Послушайте, — увещевающе произнес Мальоре. — Трех тысяч на то, чтобы осуществить задуманное, вам все равно не хватит. Вы не обижайтесь, но мы ведь с «черным рынком» связываемся, а там расценки совсем другие. На такое количество взрывчатки потребуется раза в три больше. А то и в четыре.

Он промолчал. Повернуться и уйти без разрешения Мальоре он не мог. Как будто видел наяву кошмарный сон. Он только снова и снова повторял себе, что в присутствии Мальоре никакую глупость не выкинет; скажем, не станет щипать себя за руку, отгоняя сон.

— Доус?

— Что?

— Все равно у вас ничего не выгорит. Разве сами не понимаете? Вы можете устранить неугодную личность, подорвать часовню или уничтожить произведение искусства, как этот вонючий урод, который пытался осквернить Сикстинскую капеллу, — чтоб у него детородный орган иссох и отвалился! Но вот здания и дороги взрывать нельзя. Вот чего не понимают эти паршивые негры. Если сровнять с землей здание федерального суда, вместо него возведут два таких же: одно взамен уничтоженного, а второе — для расправы над всеми черномазыми, которые переступят через его порог. Если убить легавого, то на его место примут сразу шестерых копов, которые будут охотиться за вами до конца жизни. Победить в этой войне невозможно, Доус. Ни черным, ни белым. Если вы встанете у них поперек пути, вас просто утрамбуют в землю вместе с вашим домом.

— Мне нужно идти, — пробасил он внезапно севшим голосом.

— Да, видок у вас неважнецкий. Мой совет, старина, — выбросьте эту затею из головы. Могу подкинуть вам бабенку, если хотите. Она старая и тупая как пробка. Если хотите, можете ее отколошматить всласть. Вам нужна разрядка. Просто вы мне нравитесь…

Он не выдержал и кинулся наутек. Слепо промчался через приемную и вылетел на свежий воздух. Немного подморозило, падал снег. Ловя ртом студеный воздух, он стоял и дрожал как осиновый лист, уверенный, что Мальоре вот-вот выскочит следом, затащит его за шиворот в кабинет и снова начнет говорить не переставая. Даже когда вострубит апокалиптический седьмой Ангел, Циклоп Сэлли будет терпеливо доказывать неуязвимость власти и навязывать ему старых проституток.

Когда он добрался домой, снегу намело уже на шесть дюймов. По дороге прошлись снегоуборочные машины, поэтому поворот к подъездной аллее преграждала невысокая насыпь заиндевевшего снега. Однако его «ЛТД» преодолел это препятствие без особого труда. Хорошая машина, тяжелая.

В доме было темно. Отомкнув дверь, он вошел, стряхнул с ног снег и прислушался. Ни звука. Даже Мерв Гриффин не трепался с приглашенными знаменитостями.

— Мэри? — позвал он. Никакого ответа. — Мэри!

Он уже начал было тешиться иллюзией, что ее нет, когда услышал в гостиной плач. Тогда он снял пальто и повесил его в стенной шкаф. На полу под самой вешалкой стояла небольшая коробка. Пустая. Каждую зиму Мэри ставила ее сюда, чтобы капли с одежды не стекали на пол. Он не раз задавался вопросом, кому, черт возьми, дело до каких-то капель в стенном шкафу? И вот в эту минуту ответ прозвучал в его мозгу с пугающей ясностью. Мэри было до этого дело — вот кому.

Он прошел в гостиную. Мэри сидела на диване напротив огромного телевизора «Зенит» и плакала. Даже не утираясь платочком. Руки ее безвольно висели, плечи поникли. Мэри всегда стеснялась проявлять свое горе на людях, поэтому обычно уходила плакать в спальню или, если несчастье настигало внезапно, прикрывала лицо руками. Сейчас же ее беззащитное лицо было искажено почти до неузнаваемости, словно лицо жертвы авиакатастрофы. Его сердце мучительно сжалось.

— Мэри, — тихонько окликнул он.

Но она продолжала плакать и даже не повернула головы в его сторону. Он присел рядом.