Он убрал ящик в стенной шкаф и попытался выкинуть мысли о нем из головы, однако ящик как будто источал какие-то зловещие миазмы, которые, медленно расползаясь из шкафа, постепенно заполнили весь дом; словно в этом шкафу давным-давно случилось нечто ужасное, а теперь ядовитые и зловонные испарения отравляли уже всю атмосферу.
Он отправился на Лэндинг-Стрип и принялся колесить по близлежащим улочкам в поисках Дрейка. В основном ему здесь попадались дома-трущобы; некоторые выглядели столь обветшалыми, что, казалось, неминуемо рухнули бы, не подпирай их соседние строения. Крыши всех зданий щетинились лесом телевизионных антенн, напоминающих стоящие дыбом волосы. Множество баров, закрытых до полудня. Брошенная машина в проулке: колеса сняты, фары вывернуты, эмблемы выдраны с мясом — остов автомобиля почему-то напомнил ему обглоданный бычий скелет в Долине Смерти. Повсюду битое стекло. Витрины ломбардов и винных лавок отгорожены от улиц металлическими решетками. Вот чему нас научили все эти волнения восьмилетней давности, подумал он. Как защищаться от мародеров…
Вдруг примерно на середине Веннер-стрит ему бросилась в глаза вывеска:
ЗАСКОЧИ, МАМОЧКА!
Буквы, нарисованные в старинной манере, красовались над входом в небольшую забегаловку. Он остановился напротив, запер машину и вошел. Посетителей было всего двое: молодой темнокожий паренек в толстенной куртке — он, похоже, дремал — и белый старик пьянчуга, который потягивал кофе из здоровенной белой кружки. Всякий раз, когда кружка достигала губ, руки его начинали предательски дрожать. Кожа старика была морщинистая, с желтоватым оттенком, а всякий раз, как он поднимал глаза, они озарялись светом, точно внутри томилась душа, которой никак не удавалось выбраться из этой мерзкой оболочки.
Дрейк сидел за стойкой возле двухконфорочной плиты. Перед ним возвышались два термоса: один с кипятком, второй с черным кофе. Рядом на прилавке стояла раскрытая коробка из-под сигар, в которой лежала какая-то мелочь. Меню, небрежно нацарапанное на бумажном обрывке, гласило:
На втором клочке бумаги крупными буквами было написано:
Дрейк был погружен в чтение какого-то затрепанного журнала. Заметив нового посетителя, он приподнял голову, и на мгновение его глаза заволокло пеленой, словно он мысленно щелкал пальцами, вспоминая нужное имя. В следующее мгновение он улыбнулся и сказал:
— Здравствуйте, мистер Доус.
— Здравствуйте, Дрейк. Могу я попросить чашку кофе?
— Да, конечно. — Он обернулся, взял белую кружку из воздвигнутой за спиной пирамиды и наполнил ее кофе. — С молоком?
— Нет, черный. — Он протянул Дрейку двадцатипятицентовую монетку, а Дрейк отдал ему сдачу — десятицентовик, который вынул из сигарной коробки. — Я хотел поблагодарить вас за помощь, а заодно сделать пожертвование.
— Вам не за что меня благодарить.
— Есть за что. Скверная была вечеринка.
— Действие наркотиков бывает непредсказуемым. Не всегда, конечно, но довольно часто. Прошлым летом ребята принесли сюда своего приятеля, который хватанул ЛСД в городском парке. Бедняга истошно вопил, что за ним гонятся голуби, которые хотят его сожрать. Жуть, да?
— Девушка, которая угостила меня мескалином, сказала, что однажды выловила из унитаза мужскую руку. Причем она до сих пор не уверена, пригрезилось ей это или нет.
— Кто она?
— Точно не знаю, — честно признался он. — А вот это — вам. — Он положил на стойку рядом с сигарной коробкой стопку купюр, перехваченных красной резинкой.
Дрейк нахмурился; трогать деньги не стал.
— Вообще-то деньги предназначены вашему заведению, — сказал он. Дрейк это, несомненно, понимал, но ему не хотелось, чтобы бывший священник хранил молчание.
Держа купюры левой рукой, Дрейк изуродованной правой снял резиновую обхватку. Отложил резинку в сторону и медленно пересчитал деньги.
— Здесь пять тысяч долларов, — промолвил он наконец.
— Да.
— Вы обидитесь, если я спрошу, откуда…
— Я взял эти деньги? Нет, не обижусь. Я их выручил за продажу своего дома городским властям. Они собираются проложить там автостраду.
— А ваша жена согласна?
— Моя жена тут ни при чем. Мы разъехались. Скоро разведемся. Она получает свою половину денег от продажи независимо от того, как я поступлю со своей.
— Понятно.
Между тем старый выпивоха за столом начал что-то напевать себе под нос. Скорее даже мычать, потому что слов было не разобрать.