Доспехи для шута

Все трое выглядели просто ужасно, но все были живы, по крайней мере – Веслав и Виола, насчет Йехара у меня сначала возникли сомнения. С виду рыцарь и не дышал вовсе, мне с трудом удалось поймать пульс, а о том, чтобы вернуть странника в сознание и речь не шла. Похоже, что дела обстояли очень серьезно: едва ли простой болевой шок мог дать такой эффект.

– Наверное, очнется, – тормоша Виолу, сообщил Эдмус. – Немного воды наглоталась, и полосы тут, на спине, красные, кнут, что ли. Отойдет скоро.

– Он тоже, только в иной мир, – пробормотала я, оставляя попытки привести в себя Йехара. – Наверное, это из-за Глэриона. Они долго были разделены…

Веслав по-прежнему метался и бредил. При этом – вот опять пример его нетипичности! – лоб алхимика оставался холодным, а лицо – спокойно-сосредоточенным: таким он бывал в бою или когда объяснял нам очередной абзац Книги Миров. И голос не подходил к метаниям: сиплый и будто бы сорванный, он сохранял ненормальную ровность тона.

– Нет призыва, и нет пути, –повторял алхимик начала на местном, потом по-русски, а через секунду уже переходил на латынь, которую я знала на уровне фразы «Fiat lux» – потому что эту фразу каждый новичок из Светлых Стихий задавался непременной целью наклеить и повесить на себя, где только можно. Помнится, кое-кто даже татуировки делал… Я сумела разобрать только слово «преграда» – «obex» – и то была не уверена. И потом опять: – Призыва не было. Призыва не было.

Он глубоко вздохнул и вдруг перестал метаться. Голова чуть приподнялась, а голос не изменился, но приобрел какой-то новый, по-особенному размеренный тон:

– Но он будет. Он шагнет в мир, в плаще из тьмы, с кровавым венцом вокруг чела…

Я наконец вспомнила, где могла слышать этот тон. На практическом по теории прорицаний нам показывали однажды зрящую, которая впала в транс. Как еще можно объяснить то, что алхимик использует невиданные для него речевые обороты?

Веслав выдохнул сквозь зубы, и голос его приобрел прежний тон:

– Этого не смогли сделать страх или боль, – и отозвался сам себе: –Есть еще долг и гнев. Есть еще многое.

Но та зрящая, вроде, сама с собой не разговаривала. Впрочем, какая разница.

– Веслав! Весл, очнись.

– Ему нет дороги сюда. Нет призыва и нет пути.

– Слышала, знаю, очнись! Ну, давай, давай, открывай глаза, пожалуйста…

Никогда не слышала, чтобы прорицателей пытались вернуть из транса холодной водицей в лицо и похлопыванием по щекам, но с алхимиком неожиданно прокатило: он открыл глаза и вздохнул так, будто час занимался подводным плаванием без маски и кислородных баллонов. И тут же умножил мое облегчение в два раза, показав, что может говорить и что мозги у него не отшибло:

– Остальные здесь? Живы?

Он попытался приподняться и сесть, я поддержала его под спину и постаралась, чтобы в голосе не было заметно сумасшедшей радости, которую я чувствовала на самом деле.

– Живы. Но, похоже, только чуть. С Йехаром очень плохо, не знаю, почему… – я остановилась: испугалась гримасы боли, которая в этот момент появилась на его лице. Алхимик прикусил губу, будто старался не дать вырваться каким-то словам. – Не знаю, что делать, может, какой-нибудь эликсир…

– Сумка и плащ…?

– Здесь, правда, вымокли, а может, что и разбилось. Я туда не лезла, надеялась, ты посмотришь сам. Но ведь если что – ты сможешь приготовить, или… что такое?

У алхимика вырвался протяжный стон не столько боли, сколько горя. Пару секунд он боролся с дергающимися губами, потом выдавил через силу:

– Н-не смогу. Руки…

Я опустила глаза вниз. Я увидела то, на что не смотрела раньше – и хорошо, что не смотрела. Я и сейчас после первого же взгляда отвернулась, еще и глаза зажмурила…

Я помнила и представляла себе за эти два дня и четки боли, и испанский сапог, и пресловутую дыбу – чего только не воображала, а до банального ломания пальцев так и не додумалась.

Когда я смогла посмотреть на алхимика опять, он сидел, скрючившись и прикусывая губу, а выражение лица у него было непривычно виноватым. Эдмус не подходил к нам: понимал, что что-то не так, и держался в стороне.

– Жаль, не действовала «Горгона», – сорванным шепотом проговорил Веслав. – И ведь как они… угадали! Как знали прямо…

И он выжал истерически-нервный смешок. Да уж, как знали. Тонкие пальцы магистра алхимии были идеально приспособлены для составления сложных смесей, дозировки порошков, отмеривания капель из микроспопических емкостей… Алхимик в каком-то смысле – все равно, что пианист: ему приходится добывать семена из ягод и вытягивать крошечные волокна из стебельков растений, и без своих рук он сам беспомощен, как растение.

На секунду мелькнула мысль: может, заживляющее – и тут же пропала. Даже если бы оно нашлось в промокшем насквозь плаще – какое заживляющее способно собрать вот это месиво?

Решение пришло к нам одновременно: я просто подняла взгляд и столкнулась с черными глазами алхимика, которые всегда были тревожными, иногда – выражали трезвую расчетливость, а сейчас впервые стали умоляющими.

– Ольга… пожалуйста. Пожалуйста…