В 1990-е годы было сделано одно важное открытие, которое приоткрыло завесу тайны над генетическими основами языка. Это открытие стало возможным благодаря исследованию одной английской семьи, половина членов которой имели трудности с изучением и артикуляцией звуков, слогов и слов. Их проблема, известная как наследственная вербальная диспраксия, обусловлена мутациями, которые характерны для особого гена – FOXP
2. С этой проблемой специфического расстройства речи сталкиваются только дети, геном которых включает одну мутированную копию FOXP2 (как известно, геном включает две копии каждого гена, присутствующего на паре хромосом). Отмечается аутосомно-доминантная передача: для развития нарушения достаточно какой-нибудь аномалии затронуть хотя бы один ген. Следовательно, вербальная диспраксия поражает половину членов семьи – тех, кому по наследственной линии от одного из родителей передается копия мутированного гена.Можно ли утверждать, что речь идет о гене языка – может быть, о том самом гене, который кодирует функцию слияния? По мнению Бервика и Хомского, это не совсем так. Судя по всему, FOXP
2, скорее, помогает системе, которая управляет коммуникацией между информацией, поступающей от окружающей среды, и той, которая исходит от действий. В соответствии с теорией Хомского эта система задействована в правильном выражении синтаксических и грамматических структур (например, соблюдение прямого порядка слов – подлежащее-сказуемое-прямое дополнение, – характерного для французских предложений), в то время как функция слияния относится к числу тех, которые генерируют эти структуры. Если вернуться к нашему сравнению с информатикой, то система, скорее, выполняла бы роль принтера, подключенного к компьютеру, который передает на бумаге цифровые данные, чем роль системного блока. Более того, гены, аналогичные FOXP2, с небольшими вариациями для человека, обнаруживаются и у птиц (тем самым позволяя им петь), а также присутствуют в реконструируемом геноме у неандертальцев и денисовцев (у гоминидов, живших приблизительно 200 000 лет назад в горах Алтая, в Сибири). В результате углубленного изучения различных вариаций человеческого генома в 2008 году было опубликовано исследование, в котором утверждалось, что ген FOXP2 не является результатом недавней мутации у человека – предположительно, она произошла более 200 000 лет назад. Следовательно, ген FOXP2 мутировал намного раньше возникновения языка, если придерживаться гипотезы, что общий предок денисовцев, неандертальцев и Homo sapiens не обладал способностью к членораздельной речи.Что такое речь?
На самом деле, даже если «ген членораздельной речи» существует, то его до сих пор так и не обнаружили. А чтобы его обнаружить, еще нужно разобраться в том, что следует считать речью! Как мы уже видели, Хомский считает, что фундаментальная функция речи заключается не в межличностной коммуникации (в нашем сравнении – это функция принтера), а в организации мышления (системный блок компьютера). Между тем эта идея далеко не бесспорна. По мнению израильского лингвиста Даниэля Дора, самой уместной метафорой для речи будет сравнение его не с компьютером, а, скорее, с интернетом. Речь прежде всего представляет собой технологию, созданную для коммуникации: следовательно, его первичная роль состоит в воссоздании ментальных визуальных изображений другого человека. Каждый из нас обладает уникальным опытом, на который влияют наша история жизни и наше восприятие; поэтому язык преодолевает разрыв, отделяющий нас от других людей, позволяя внешнему собеседнику представить наш опыт, без необходимости переживать его самому – даже если он не всегда делает это в точности. Дело в том, что всегда существует вероятность недоразумения: при слушании рассказа адресат может представить себе что-нибудь противоречащее намерению рассказчика. Этот риск показывает хрупкость речевой коммуникации, вытекающую из самой природы языка.
Возможна ли речь без образов?