Достоевский и Апокалипсис

Выходит, что все авторы главных работ тогдашних (до 1931 года) о Достоевском (Н. Страхов, В. Розанов, Д. Мережковский, Н. Бердяев, Л. Шестов, даже М. Бахтин) всем этим богатством не могли воспользоваться (!!!).

И опять скажу на возражение: самое-то главное — его художественные произведения, а они все были опубликованы — да, да, да, но без этих драгоценностей, без этих «ключей» многие, очень многие двери к духовным кладам Достоевского (а там, конечно, — новые тайны) были бы закрыты.

О формировании личности Достоевского

Д. — брату, 9 августа 1838 года: «Одно только состояние и дано в удел человеку: атмосфера души его состоит из слияния неба с землею; какое же противузаконное дитя человек; закон духовной природы нарушен… Мне кажется, что мир наш — чистилище духов небесных, отуманенных грешною мыслию. Мне кажется, мир принял значенье отрицательное и из высокой, изящной духовности вышла сатира».

А ему нет еще и 17 лет. Откуда такое?

В том же письме: «Гамлет! Гамлет! <…> Паскаль <…> Весь Гофман русский и немецкий <…> Почти весь Бальзак (Бальзак велик! Его характеры — произведения ума вселенной! Не дух времени, но целые тысячелетия приготовили бореньем своим такую развязку в душе человека)».

Откуда это понимание? Уже прочитан «Фауст» Гёте и его стихотворения. Гомер, Шекспир, Шиллер, Байрон, Корнель, Расин, Гюго… Вот откуда.

Но самое главное — «Мир принял значенье отрицательное, и из высокой изящной духовности вышла сатира». Это же зернышко, из которого потом вырастет мир, — «диаволов водевиль», «скучище неприличнейшая» (сделать подборку полную).

И сколько еще таких зерен до 50-го года («Человек есть тайна. Ее надо разгадать», о Гомере, Бальзаке, Пушкине, Шекспире как о Христе…).

Суд людской, правовой и — высший.

Образ суда первого у Д. Сначала («Преступление и наказание») как бы далеко, глухо. Но все равно вызывающе, если вдуматься и понять (даже в «Идиоте»). А в конце: близким, нарастающим крупным планом, почти рапидом: суд над Митенькой. А еще: сам испытал суд, сам исследовал приговоры.

А еще в «Дневнике писателя» о суде.

А еще — рецензия на «Анну Каренину»: «…нет и не может быть еще ни лекарей, ни даже судей окончательных, а есть Тот, Который говорит: “Мне отмщение и Аз воздам”. Ему одному лишь известна вся тайна мира сего и окончательная судьба человека…» (25; 201).

Искусство Достоевского означает возвращение Нового Завета, и прежде всего, больше всего возвращение Апокалипсиса — возвращение их не в жизнь (в жизни-то они все время реально были и есть), а в наше понимание жизни, которой мы живем сегодня.

Возможно и такое деление романов Достоевского: «столичные» и «провинциальные» — просто по месту действия — романы (вообще произведения) Достоевского. «Бесы» в каком-то захолустном городишке (прототип — Тверь.) «Братья Карамазовы» — в Скотопригоньевске (прототип — Старая Русса).

Но ведь и Христос проповедовал в провинции!

Новый Завет родился в провинции!

Как никогда остро, понимаю сейчас невероятное счастье Достоевского с Анной Григорьевной, в данном случае счастье ее профессии — «стенографки». Это — как ничто лучше — отвечало природе творчества Достоевского.

Диктовка! Диктовал.

Самое главное для меня: Образ Достоевского.

Лейтмотив: знаем персонажей, знаем героев, не знаем автора, Демиурга (а если интересуемся, то «спальней и кухней»).

Вот задачка: «Дано: произведения (музыка, живопись, литература…). Спрашивается: кто автор как личность?» В чистом виде мы решаем такую задачку (сама история поставила этот чистый эксперимент) в случаях с Гомером, Шекспиром, автором «Слова о полку Игореве» (можно продлить список). Страшно интересно и азартно. Кто-то из художников сказал (кажется, поэт): Хотите указать, кто я, — читайте мои стихи.

Раскольниковых, братьев Карамазовых — нет. Есть только Достоевский (а они — только в его голове, только в его душе).

Как в музыке Баха и Моцарта, как в книгах Пушкина и Достоевского, в скульптурах, картинах Рафаэля, Микеланджело, Леонардо мне интереснее всего и дороже они сами, творцы, — так для меня самое главное в Новом Завете — Сам Христос, Его свет, Его тайна. Тайна — в Творце, а творение — «лишь» знаки этой тайны, язык тайны.

Вывести «образ Христа» из текста Нового Завета — вот «задачка»! «Задачка», которую человечество пытается решить уже две тысячи лет (иногда, впрочем, запутавшись и озверев, пытается отбросить самое задачку, но все равно — неведомой силой — к ней возвращается).

Прямого, от Себя написанного, Слова Христа — нет. Есть Его Слово — «ретранслированное», слышанное и записанное апостолами.