Достоевский и Апокалипсис

С.Г. Нечаев — Нечаева, девичья фамилия матери.

И.Г. Сниткин — в 1869 году, в октябре, приехал к Достоевским (а потом приехал в час смерти), Достоевский и Прыжов…[202]

20 февраля 1880 года Достоевский — Суворину о магазине Дациаро,[203] а в этот час, может быть, в эту минуту — покушение на Лорис-Меликова.

2. Сколько раз Достоевский описывает, вспоминает свою казнь и сколько раз происходили казни при нем («при нем» — и когда без него, и когда — сам присутствовал).

Семеновский плац («и многие страницы семеновским припахивают плацем…»). Сколько раз проезжал мимо (не мог не думать, не вспоминать, если б даже и хотел, случай у Полонского).[204]

О самообмане. Когда была осознана сама проблема как важная, как, может быть, решающая? По-видимому, это связано прежде всего (говорю абстрактно) с получением человеком, обществом, человечеством не тех результатов, на которые было рассчитано, а даже прямо противоположных.

«Раньше» большей частью ведь как было? Было повторение по кругу. Никаких собственно социально-духовных «вдругов», неожиданностей, сюрпризов. И вдруг примерно две тысячи лет назад началась и все больше, больнее обнаружилась катастрофичность. Особенно век ХХ, весь состоящий из постоянно нарастающих катастрофических «вдругов». «Век войн и революций». Не то что года, не то что месяца, дня не бывает без катастрофических «вдругов».

Второе, с чем связан самообман (а может быть, это даже и первое, определяющее; во всяком случае, первая названная проблема может быть частью второй, а вторая — частью первой), — это вопрос жизни и смерти сначала человека, а теперь и человечества.

Неожиданностью был крах Римской империи. Неожиданностью — взрыв христианства. Причем раннее христианство все насквозь пронизано скорым, скорейшим, вот-вот долженствующим произойти Вторым пришествием… Не происходит. Все оттягивается и оттягивается… И стали искать в себе. Думаю (но это гипотеза), что в самих текстах Библии проблема самообмана, так сказать, растворена, а если начинает «кристаллизоваться», то лишь в Новом Завете.

Соединение этих двух сторон: катастрофическая неожиданность и жизнь — смерть. В конце-то концов все катастрофические неожиданности сводятся к смерти. И только взглянув ей в глаза, человек начинает обретать самосознание.

Провести параллель, давно открытую и очень плодотворную: «онтогенез есть филогенез», то есть развитие зародыша, скажем, человека проходит все стадии, предшествующие появлению данного вида. Я в данном случае имею в виду параллель сопоставления индивидуального духовного развития человека и общечеловеческого духовного развития. Когда у ребенка вспыхивает, и всегда с острой, непереносимой болью, первая искра самосознания? При встрече со смертью. Здесь любимая притча Толстого о Будде (встреча с больным, стариком, мертвецом). Гениально просто обозначает узловые точки взрыва самосознания. Стало быть, здесь-то он и натыкается на самообман.

Взять все сборники афоризмов за две-три тысячи лет, от Сенек римских и китайско-индуистских, и проследить, когда появляется само понятие (слово) «самообман».

То же самое — во всей мировой литературе классической. То же самое по другим религиям. В христианской, в собственно богословской литературе, точнее — в постхристианской, — эта проблема, как мне кажется, должна выявиться несравненно острее, чем в «первоисточнике».

Вообще: все проблемы теории, касающиеся человека (да я бы сказал, и жизни вообще), — не могут быть не только решены хотя бы приблизительно, но даже и поставлены правильно, если они не будут сориентированы на вопрос жизни — смерти. Это в равной мере (но, разумеется, по-своему в каждом случае) относится и к философии, и к социологии, и к истории, и к литературе, и к музыке, к искусству вообще, и к психологии. Особенно эта последняя, без такой сориентированности, обречена оставаться рефлекторно-механической.

Самосознание, самообман в самом чистом виде — дневники, исповеди. Одно дело — свое самосознание, свой самообман, своя исповедь, свое покаяние. Другое — изображение чьего-то, чужого самосознания, самообмана, исповеди, покаяния.

Связь одного с другим. Здесь есть, конечно, какие-то свои закономерности.

Секреты и тайны творчества. «Черный ящик»

Прошу извинить за якобы вульгарность сравнения. Что такое гений? Что такое человек вообще? Это три слагаемых, три множителя, три деления: сначала — «вход», вход всего, что было до него; потом, второе, — «черный ящик» — то, что происходит внутри гения и нормального человека; третье — то, что мы получаем от него, от гения и от нормального человека, в нашей реальной жизни.

«Вход», тайна главная (преобразования).