Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры

Во-вторых, отношение Бёлля к Достоевскому было совершенно особенным. Много раз немецкий писатель сознавался, какое огромное влияние оказало на него творчество Достоевского – романы русского писателя его захватили и потрясли. Впервые он читал их семнадцативосемнадцатилетним гимназистом в 1934–1935 годах и был единственным в классе кёльнской Гимназии кайзера Вильгельма, кто отказался вступить в «гитлерюгенд» – воинственные юноши-гитлерюгендцы, организованные в группы, нападали на кинотеатры, где шли показы антивоенного фильма «На Западном фронте без перемен», экранизации романа Ремарка, который нацисты запретили и в 1933 году подвергли публичному сожжению. Свой отказ Бёлль объяснял своей сугубой религиозностью – приверженностью к католицизму, неспособностью к строевым занятиям и отвращением к любым униформам.

Осенью 1939 года Бёлля, студента-филолога Кёльнского университета, призвали на службу в вермахт. Всю Вторую мировую в своем солдатском ранце пехотинец, воевавший во Франции, на Украине и в Крыму, носил романы Достоевского, без которых, как он полагал, ему невозможно объяснить себя и мир вокруг.

А собственный мир юноши – сначала продавца букинистического магазина, позже студента, солдата вермахта, военнопленного американской армии, столяра в мастерской отца-краснодеревщика, клерка в городском бюро демографической статистики, начинающего литератора – был бесконечно далек от уклада жизни молодых мужчин царской России, от старого Петербурга, от бедного и убогого существования большинства персонажей Достоевского.

Но всю жизнь Бёлля тянуло думать о Достоевском, говорить о нем – в стремлении разгадать феноменальную глубину этого писателя, и, конечно, его воображение притягивала родина писателя – Россия, и город писателя – загадочный, «умышленный» Петербург.

Работая над своим сценарием, Бёлль заново перечитал немецкие и английские переводы романов Достоевского; приезжая в Москву и в Ленинград, работал в музеях Достоевского; ходил по «тем самым улицам», заходил в дома, описанные в «Преступлении и наказании», – те, где могла обитать старуха-процентщица, и те, где мог ютится в каморке, похожей на гроб, Родион Раскольников. В одной из поездок в Ленинград Бёлля сопровождал экскурсовод-исследователь Сергей Белов – они вместе (с ними еще был внук писателя А.Ф. Достоевский и писатель Д.А. Гранин) заходили во двор старухи-процентщицы, поднимались по лестнице Раскольникова, стояли на Сенной площади¹. Вжиться в образ Петербурга, надышаться воздухом этого уникального города, все увидеть, запомнить, понять стало творческой задачей немецкого романиста и сценариста. Его занимала оптика Достоевского – то, каким русский романист видит этот город и как он показан в его романах.

Документальная картина Генриха Бёлля имела (вряд ли это покажется странным, учитывая обстоятельства политической жизни в СССР конца 1960-х) драматическую цензурную историю: по крайней мере два ее эпизода стали препятствием для появления картины на советском экране. Она была построена и смонтирована таким образом, что отрывки из произведений Достоевского звучали на фоне движущихся и статичных снимков Ленинграда-Петербурга, людей, интерьеров, книжных иллюстраций. Тексты Достоевского чередовались с комментариями – конкретными рассказами о событиях его жизни и размышлениями Бёлля. В картину было включено первое киноинтервью Иосифа Бродского². Оно длится всего 1 мин 51 сек: поэт стоит спиной к открытому окну, опираясь на подоконник; лицо едва освещено, фактически в густой тени; угадывается только лоб и воротничок белой рубашки. Из окна видна одна из улиц Ленинграда, движется автобус, идут пешеходы. Поэт говорит по-русски, на экране – немецкие субтитры.

«Ленинград – это очень красивый город. Город, красивый той самой красотой, которая либо порождена безумием, либо это безумие скрывает. Достоевский прожил большую часть жизни в Ленинграде. Он в этом городе и похоронен. И это материально оформленный союз Достоевского с этим городом. В своей речи, посвященной пушкинским торжествам, посвященной памяти Пушкина, Достоевский сказал о Пушкине, что, помимо всего прочего, Пушкин для русской культуры и для русской нации – явление еще и пророческое. То же самое можно сказать и о самом Достоевском. Достоевский – первый русский писатель, затронувший тему абсурда. Говорят, что хороший поэт – это мертвый поэт. И вот Достоевский мертв. Он лежит на кладбище в Лавре, жизнь продолжается, город красив по-прежнему и так же безумен. И в этом правота, в этом пророческая правда Достоевского».