Огромное число зарубежных экранизаций по произведениям Достоевского и нулевая – или близкая к нулю – цифра художественных картин о самом авторе, его судьбе и жизни. Эта беглая констатация не может не привлечь внимание и исследователя-киноведа, и зрителя – любителя биографических картин.
Резонно допустить, что проблема столь очевидного дисбаланса имеет две стороны – фактическую и интерпретационную. Факты имеет смысл проверить выборочно, на фигурах самых значительных, бесспорных, обладающих мировой известностью.
Итак,
Можно сказать с уверенностью о тенденции: экранизации крупных произведений писателей с международной известностью – чаще всего занятие для интернационального кинематографа; художественные биографические картины об этих же писателях – чаще всего занятие для кинематографов национальных; так, зарубежный кинематограф ни разу не попытался воссоздать судьбу Пушкина (среди двадцати двух биографических картин о нем нет ни одной зарубежной); российский художественный кинематограф не пытается воссоздать судьбу Байрона (российских художественных фильмов о судьбе Байрона нет). Так же обстоит дело с зарубежными биографическими фильмами о Лермонтове и Гоголе – их просто нет. Чехов, лидер по числу зарубежных экранизаций русской классики, был экранизирован за рубежом около трехсот раз, художественных биографических зарубежных картин всего пять. Немного отстает по числу зарубежных экранизаций Тургенев, но биографической зарубежной картины о нем нет ни одной. И симметрично: несколько сотен англоязычных и иноязычных экранизаций Диккенса и всего три русскоязычные; и ни одной биографической художественной картины, созданной на русском языке. Из семнадцати экранизаций по произведениям Хемингуэя только две русскоязычные, русскоязычной художественной кинобиографии нет ни одной. Список можно продолжать сколько угодно – результат неизбежно повторится.
Резонно задать вопрос: почему? Причин может быть множество: отсутствие интереса к чужой культуре и к жизни «не своих» писателей, убеждение, что биография не имеет большого значения для понимания творчества и не слишком влияет на него, трудности понимания языка и трудности перевода, недостаточное владение чужой культурой, недостаточное знание истории другой страны, непонимание характера, образа мыслей и мотивов поведения исторических персонажей, боязнь попасть впросак в трактовке образов другой культуры, нехватка смелости и дерзости в освоении «не своего» наследия. И это далеко не все возможные объяснения, главное из которых может звучать примерно так: что может подвигнуть российского кинематографиста снять биографическую картину об английском, французском, немецком, итальянском и т. д. писателе? И наоборот: что может повлиять на решение зарубежного кинематографиста снять художественную или документальную картину о жизни писателя русского?
Если вышеупомянутое наблюдение действительно можно счесть за правило-тенденцию, то тем интереснее изучить и понять редкие исключения.
Вернемся к Достоевскому и рассмотрим его случай.
Генрих Бёлль – читатель Достоевского
Первым из европейских писателей, кто попытался прикоснуться к кинобиографии Достоевского, был немецкий писатель Генрих Бёлль. В 1969 году на телевидении ФРГ состоялась премьера документального фильма западногерманского режиссера Уве Бранднера «Писатель и его город: Достоевский и Петербург», снятого по сценарию Генриха Бёлля (совместно с Э. Коком). Премьере предшествовали поездки Бёлля в Москву и в Ленинград для сбора материала.
Что подвигло немецкого писателя, переводчика и сценариста, будущего лауреата Нобелевской премии (он получит ее в 1972-м) заниматься жизнеописанием Достоевского, пусть и с уклоном в писательское краеведение?
Во-первых, Бёллем был задуман цикл телевизионных фильмов под общим заглавием «Писатель и его город», куда должны были войти картины: «Бальзак и Париж», «Диккенс и Лондон», «Достоевский и Петербург». Насколько известно из библиографии писателя, осуществлен был только последний фильм из цикла – о Достоевском.