Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры

11 ноября 1928 года, в 107-й день рождения Достоевского и спустя 47 лет после его смерти, в Москве (на сорок с лишним лет раньше, чем в Петербурге) был открыт первый в мире Музей-квартира писателя, филиал Государственного Литературного музея. До 1970-х годов он был единственным музеем, посвященным Достоевскому. Открытие музея в районе Марьиной Рощи на улице Новая Божедомка, дом 2, было естественным и логичным – в этом доме Федор Достоевский провел свое детство и отрочество. В 1954 году улица Новая Божедомка была названа улицей Достоевского, что тоже не требовало специальных объяснений и оправданий. В доме № 4 на Новой Божедомке располагалась Мариинская больница для бедных, построенная в 1804–1807 годах и находившаяся в ведомстве императрицы Марии Фёдоровны, матери Александра I. К Мариинской больнице выходил 1-й Мариинский переулок, который в 1922 году, в 101-ю годовщину со дня рождения Ф.М. Достоевского, был переименован в переулок Достоевского – в память о писателе, родившемся в казенной квартире Мариинской больницы для бедных, где жил и работал его отец, штаб-лекарь Михаил Андреевич Достоевский.

Таким образом, переулок Достоевского стал вторым переименованием в честь писателя и в память о нем – раньше, чем здесь был открыт Музей-квартира, раньше, чем Новая Божедомка стала называться улицей Достоевского.

Прошло семь десятилетий, прежде чем в середине 90-х возник проект строительства станции метро «Достоевская». Однако работы на долгое время были заморожены и возобновлены лишь в 2007 году.

Из-за нехватки средств окончание строительства несколько раз переносили, так что открыта станция была только в июне 2010 года. СМИ писали в те годы, что одна из причин переноса сроков открытия станции была связана с концепцией внутреннего оформления станции – его «излишняя трагичность».

В Интернете опубликованы фотографии мозаичного оформления, в которых использованы сюжеты четырех романов Достоевского из его «пятикнижия» – «Преступления и наказания», «Идиота», «Бесов», «Братьев Карамазовых»³⁰. Огромные панно непременно нужно было увидеть своими глазами на месте, в вестибюле работающего метро, чтобы понять правоту или неправоту упреков об излишней трагичности оформления. В тупиковом, противоположном от выхода, торце вестибюля, – во весь овальный проем расположился погрудный, тоже мозаичный, портрет писателя: лицо серьезное, даже сердитое, омраченное; будто отныне ему предстоит всегда, пока существует станция, созерцать пассажиропоток, видеть прибытие и отправление поездов, замечать реакцию людей (или ее отсутствие) на сцены из его романов; писатель «пожизненно» обречен смотреть на торопящихся пассажиров (немногие из них останавливаются, чтобы разглядеть изображения на стене), – и вряд ли это будут радостные, памятные встречи.

Панно «Преступление и наказание», расположенное, как и все другие, на боковых стенах вестибюля и в проходах к поездам, содержит самые драматичные моменты романа. Некто, надо полагать Аркадий Свидригайлов, стоит на фоне городского пейзажа с пистолетом у виска, через мгновение прогремит выстрел. Темная фигура Родиона Раскольникова показана с занесенным над головой топором, еще секунда – и орудие казни обрушится на голову юродивой Лизаветы; бедная женщина безуспешно пытается заслониться от удара, а сестра ее, процентщица Алена Ивановна, первая жертва, уже недвижно лежит на полу, разметав руки. Та же мужская фигура в темном пальто стоит – спиной к зрителю – на набережной, опершись обеими руками о перила заграждения; следует думать, что это Раскольников уже после убийства. Тот же Раскольников сидит на стуле в скорбной позе и слушает, как Соня читает ему главу из Евангелия о Лазаре четырехдневном. На переднем плане изображена величественная фигура в белых одеждах: Иисус, готовый простить грешника, если тот осознает весь ужас содеянного и сможет раскаяться. Но – следующая сцена – грешник глух к обличениям следователя Порфирия Петровича. И только в заключительном эпизоде убийца стоит на коленях перед Соней – открывается в своем преступлении.

В семи сценах романа три жертвы: одно самоубийство и два убийства.

Та же тенденция присутствует и в панно, посвященных трем другим романам: в «Идиоте» отчетливо прочитывается эпизод у камина, куда Настасья Филипповна швыряет стотысячную пачку денег, подаренных ей Парфеном Рогожиным, и рифма к ней – мертвое тело Настасьи Филипповны, зарезанной Рогожиным. Нож Парфена – невидимый атрибут сцены.

Панно, посвященное роману «Бесы», кажется наиболее трагичным. Здесь все – замученный кучкой безликих убийц «пятерки» Петра Верховенского светлоликий Шатов; разлетевшиеся рублевые и трехрублевые ассигнации 1865 года вперемешку с игральными картами; дерзкий грешник Николай Ставрогин с листками исповеди у старца Тихона; невидимый самоубийца Кириллов, раскачивающееся безжизненное тело Ставрогина в петле…