Достоевский и предшественники. Подлинное и мнимое в пространстве культуры

«Гибридная» (в данном случае половинчатая) анонимность, когда один собеседник – публично известное лицо, а другой/другие – анонимы, ставит в невыгодное положение именно публичное лицо, особенно в тех случаях, когда беседа имеет дискуссионный, к тому же остро политический характер.

Когда думаешь об анонимности, страстно защищаемой в блогосфере, невольно приходит на ум репутация анонимок – никак не подписанных писем или доносов: они общественно презираются и осуждаются; по нынешним российским законам анонимка не является прямым основанием для начала проверки или разбирательства. Анонимщик – лицо темное, презренное, в любом случае – трусливое; в коллективной памяти остались времена, когда ни в чем не повинные люди становились жертвами анонимных и, как правило, корыстных «сигналов наверх».

Почему-то блогосфера не хочет помнить о дурной репутации анонимок и анонимщиков и упорно настаивает на сохранении принципа анонимности в Интернете, полагая, что анонимность – синоним фундаментальной свободы в цифровой век.

Конечно, анонимного доносчика, зловредно целящегося в конкретное физическое лицо, которое ему нужно убрать со своей дороги, и блогера, пишущего под ником, ни в коем случае нельзя сравнивать – маска блогера и его скрытность никому, кажется, не должна нанести вред. Тем не менее и он может обидеть, оскорбить собеседника, оставаясь неузнанным, неопознанным. Блогера-обидчика, спрятавшегося под ником, не вызвать, условно говоря, на дуэль: он невидимка, фантом: ему не скажешь: маска, я тебя знаю.

Именно поэтому блогер, пишущий под своим собственным именем и не скрывающийся под маской или масками, какими бы замысловатыми и причудливыми они ни были, вызывает куда больше уважения, и только такой автор имеет основание видеть в «Дневнике писателя» Достоевского своего далекого литературного предшественника.

Назову еще одно – важнейшее и принципиальнейшее – различие литературных и общественных целей «Дневника писателя» Достоевского и декларируемых целей коллективного авторства интернет-анонимов.

Процитирую основополагающий тезис медиааналитика: «Сеть как принцип носит наднациональный характер. Мы пока еще находимся в пещерном веке сетевой эпохи. В принципе же, распределенное свободное авторство в Сети разрушает национальное государство. Причем любое, даже демократическое. Просто у него больше вариантов для мутации. В общем, мир ждут большие перемены… Мы все долго готовились к новой реальности, когда каждый человек с мобильником и Интернетом – сам себе репортер, аналитик, публицист, редакция, фотограф, видеооператор, Останкинская башня, типография и сеть дистрибуции. Готовились-готовились, и в результате будущее наступило неожиданно… Противостояние Интернету для властей исторически бесперспективно. Институт не может переиграть Сеть, потому что является организмом предшествующего уровня эволюции. Единственный выход для государства, как я уже говорил, – стать пасечником, вникнуть в сетевую культуру роя и использовать ее, а не бить пчел. Чем более закрытым является государство, тем большей для него угрозой является вовлекающая медиамодель, которая строится на свободных реакциях. Открытые государства стараются адаптироваться, хотя и у них не обходится без проблем»²³.

Вряд ли программа разрушения государства имеет с «Дневником писателя» Достоевского точки соприкосновения – политические, гражданские, публицистические.

Эпоха «Дневника писателя». Цензура и вольнодумство

Достоевский создавал «Дневник писателя» в эпоху доцифровую и досетевую, во времена могущества государственной цензуры и диктата бдительных, несокрушимых цензоров. Ему приходилось сражаться с жесткими запретами в журналах, где публиковались его романы – достаточно вспомнить историю с главой «У Тихона», которая была запрещена к публикации редакцией «Русского вестника», так что роман «Бесы» вышел в конце концов без нее. В истории литературы легендарная глава именуется «усекновенной» (и только в 1990-е в России вышли издания с главой «У Тихона» на своем, правильном месте, а не отдельно, в приложениях).

Борясь за свою литературу, пытаясь доказывать придирчивым цензорам свою правоту, Достоевский никогда не имел намерения разрушить государство, подданным которого был. «Для меня никогда не было ничего нелепее идеи республиканского правления в России… Не думаю, чтоб нашелся в России любитель русского бунта… Всё, что только было хорошего в России, начиная с Петра Великого, всё то постоянно выходило свыше, от престола, а снизу до сих пор ничего не выказывалось, кроме упорства и невежества» (18: 123), – писал он в «Объяснениях по делу петрашевцев» – эти объяснения были затребованы от всех подсудимых на предварительном допросе в Петропавловской крепости 6 мая 1849 года.