Читаем Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади полностью

В одном ряду с Милютиными рядами Достоевским упомянуты лавки Елисеева, осуществлявшие торговлю винами и колониальными товарами. В 1813 г. выходцем из крестьян Ярославской губернии, основателем знаменитой в дальнейшем купеческой династии Петром Елисеевым в доме Котомина на Невском проспекте (соврем. № 18) была открыта первая лавка по продаже вина и фруктов. С 1821 г. Елисеев начал здесь торговлю иностранными винами; в 1824 г. на Васильевском острове, в Биржевой линии, он развернул крупнейший в Северной столице винный подвал. Ставку Елисеев сделал на торговлю дорогими высококачественными продуктами, преимущественно привозимыми из-за границы. После смерти основателя династии (1825) и его жены (1841) дело возглавил их старший сын купец 1-й гильдии Сергей Елисеев.[303]

Популярные у петербуржцев товары лавок Елисеева, как и некоторых других купцов, со временем составили серьезную конкуренцию товарам Милютиных рядов. «Соперничество больших лавок Смурова, Елисеева, Бабикова и других, заведенных в разных частях города, отвлекают покупателей от Милютина ряда, бывшего в старину единственным местом для закупки сластей и плодов»[304], — отмечал в середине XIX в. автор справочной книги для петербуржцев и гостей города. Это охлаждение горожан к товарам Милютиных рядов отмечал уже Иван Пушкарев: «Было время, что в Милютины лавки стекались толпы охотников до лакомства, до устриц; что об Рождестве и Масленице свозили сюда кучами детей, и с большою опасностию можно было тогда пробираться в тесноте экипажей на другую сторону проспекта. Но это время ныне миновалось, люди сделались бережливее и строже сами к себе <…> Милютины лавки постепенно пустеют; разве что чиновник, возвращаясь из департамента домой к обеду с полученным им жалованьем, мимоходом зайдет в Милютины лавки взять десяток баргамотов для детей и банку Киевского варенья для жены, а постоянных посетителей уж нет…»[305]

Отмеченное обстоятельство заставляло торговцев Милютиных рядов изыскивать новые формы обслуживания покупателей. Новацией явилось открытие в задних помещениях лавок отдельных комнат для закусок, небольших «устричных ресторанчиков», где подавались также алкогольные напитки. В 1870-е гг. такие специализированные «кабинеты» в Милютиных рядах содержали купчиха 2-й гильдии Ираида Одинцова, купец 2-й гильдии Николай Осетров и купец с великокняжескими именем и фамилией Константин Романов.[306]

Представить себе новый (по сравнению с 1840-ми гг.) облик Милютиных лавок позволяет прочувствованный монолог персонажа из «Современной идиллии» (1877) М. Е. Салтыкова-Щедрина: «Зато у милютиных лавок мы отдохнули и взорами и душою. Апельсины, мандарины, груши, виноград, яблоки. Представьте себе — земляника! На дворе февраль, у извозчиков уши на морозе побелели, а там, в этой провонялой лавчонке, — уж лето в самом разгаре! И какие веселые, беззаветные голоса долетали до нас оттуда, всякий раз как дверь магазина отворялась! И как меня вдруг потянуло туда, в задние низенькие комнаты, в эту провонялую, сырую атмосферу, на эти клеенчатые диваны, на всем пространстве которых, без всякого сомнения, ни одного непроплеванного места невозможно найти! Прийти туда, лечь с ногами на диван, окружить себя устрицами, пить шабли…»[307]

Герой Щедрина, однако, лишь вожделеет предаться «кейфу» в одном из «устричных ресторанчиков» на задах Милютинских лавок, но, озабоченный своими насущными делами, пробегает мимо. Мы же рискнем зайти туда… вместе с героями романа «Подросток».

У Достоевского важные для проблематики его произведений диалоги героев нередко разворачиваются в ресторанах, трактирах и т. п. Вспомним беседу князя Валковского с Иваном Петровичем в ресторане Бореля, в которой прожженный циник, ядовито издеваясь над своим собеседником, излагает ему за ужином свою аморальную философию. Или разговор Алеши и Ивана Карамазовых в трактире «Столичный город» — одну из идейных кульминаций последнего романа Достоевского. В «Подростке» важнейший диалог, в котором Ламберт (одна из вариаций «хищного типа» у Достоевского) цинично соблазняет пьянеющего Аркадия Долгорукого на преступление, постоянно подливая ему шампанского, происходит в задних комнатах Милютиных лавок.

Герои заворачивают в Милютины ряды уже навеселе, после застолья в ресторане «у татар». Вернее, это у Аркадия звенит в голове от трех бокалов шампанского и двух рюмок хереса. Ламберт же лишь изображает, что он тоже подшофе и, преследуя свою тайную цель, почти силой затаскивает Аркадия в лавочку. Тот слабо сопротивляется:

«— Да тут свежие устрицы, видишь, написано. Тут так скверно пахнет…

— Это… милютинская лавка, — поясняет Ламберт, — мы устриц есть не будем, а я тебе дам шампанского…».

«В этой лавке, в задней комнате, действительно можно было есть устрицы, и мы уселись за накрытый скверной, грязной скатертью столик. Ламберт приказал подать шампанского; бокал с холодным золотого цвета вином очутился передо мною и соблазнительно глядел на меня…» — излагает Аркадий в своей исповеди дальнейший ход событий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука