Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади

Существенна и другая деталь. В начале эпизода отмечено, что господин Голядкин-старший, «дорогого своего времени не теряя, вбежал <…> вверх по лестнице в ресторан…». И в конце также, «сходя с лестницы на крыльцо», герой «на последней ступеньке <…> остановился как вкопанный». Это — тоже указание на кондитерскую Излера, которая располагалась в бельэтаже и к которой, во время перестройки здания в 1835–1837 гг. (еще при Амбиеле), была «с Невского проспекта сооружена одномаршевая лестница»^[317].

Если же вспомнить, что Яков Петрович перекусывал здесь и поутру, после своей прогулки по Гостиному двору^[318], то отпадают и последние сомнения, поскольку ресторация Излера в доме Армянской церкви находилась непосредственно напротив Гостиного двора.

* * *

Сюжет с кондитерской Излера на этом можно считать исчерпанным. Но нам еще рано уходить от дома № 42. Приходится констатировать, что варварское искажение ансамбля Невского проспекта пушкинской эпохи, как он запечатлен на знаменитой литографированной «Панораме Невского проспекта», выполненной в 1830–1835 гг. И. А. и П. С. Ивановыми по акварелям В. С. Садовникова, началось еще до приезда Достоевского в Северную столицу. Так, во время упомянутой перестройки дома Армянской церкви в 1835–1837 гг. трехэтажное здание, абсолютно, до мелочей повторявшее облик соседнего дома № 40, было надстроено четвертым этажом. До этого две симметричные постройки чрезвычайно выразительно обрамляли проезд от Невского проспекта к храму, образуя, как уже сказано, своеобразные «пропилеи», создававшие впечатление редкой архитектурной гармонии. Уродливая надстройка четвертого этажа, сопровождавшаяся также изменением облика третьего этажа, перекособочив выверенную симметричность исконного замысла, совершенно разрушила очарование этого архитектурного ансамбля.

Мы, впрочем, упоминаем о надстройке четвертого этажа вовсе не для этих запоздалых сожалений. Наше внимание к уродливому четвертому этажу этого дома обусловлено тем, что в 1854 г. именно здесь поселился гениальный русский поэт и выдающийся мыслитель Федор Иванович Тютчев. Здесь он прожил без малого двадцать лет, вплоть до своей смерти в 1873 г.

Ф. И. Тютчев. Фотография С. Левицкого. Петербург. 1856

«Достоевский и Тютчев» — тема чрезвычайно обширная.^[319] Романист и поэт весьма близки по своим религиозным, философским и политическим воззрениям. Много общих мотивов объединяет их художественное творчество. В произведениях Достоевского не однажды возникают цитаты из стихотворений Тютчева, а расколотый, двойственный, «палимый и иссушенный» безверием человек XIX века в тютчевском поэтическом шедевре «Наш век» (1851) как будто предвосхищает тип героя в романах «великого пятикнижия» — от Раскольникова до Ивана Карамазова.

Нас, однако, будет занимать биографический аспект темы «Достоевский и Тютчев». Скажем сразу, что твердых данных о личных встречах писателя и поэта в распоряжении их биографов нет. Но исключать их личное знакомство тоже нет достаточных оснований. Больше того, уже после смерти Тютчева Достоевский вспоминал, как отозвался поэт о его романе «Преступление и наказание»: высказав в одном из писем высокую оценку творчества Виктора Гюго, Достоевский затем в скобках добавил: «…за что, представьте себе, покойник Ф. Тютчев на меня даже раз рассердился, сказавши, что „Преступление и наказание“ (мой роман) выше „Misérables“». У писателя и поэта было много общих знакомых (поэты Аполлон Майков, Яков Полонский и др.), и Достоевскому вполне могли передать мнение Тютчева. Однако построение фразы («раз рассердился, сказавши…») скорее свидетельствует, что это был личный разговор. О том же как будто говорит и запись в рабочей тетради Достоевского 1875–1876 гг., варьирующая ту же ситуацию. Заметив: «У Виктора Гюго бездна страшных художественных ошибок, но зато то, что у него вышло без ошибок, равняется по высоте Шекспиру», Достоевский затем рядом приписал: «Ф. И. Тютчеву, напротив, казалось „Преступление и наказание“ выше. Я горячо защищал свое мнение».

Если не бесспорным является факт личных контактов писателя и поэта, то тем более у нас нет оснований утверждать, что Достоевский бывал в доме Тютчева на Невском. Однако факт духовной близости двух великих художников и выразителей русского духа, их взаимный интерес к творчеству друг друга, ряд общих знакомых, некоторые из которых в начале 1870-х гг. чуть не ежедневно общались и с Тютчевым, и с Достоевским, что позволяло и тому и другому быть в курсе суждений и оценок друг друга и создавало атмосферу как бы заочного общения писателя и поэта^[320], наконец, отклик Достоевского на смерть Тютчева в еженедельнике «Гражданин», редактором которого он был в 1873 г., — всё это в совокупности не позволяет нам не упомянуть о связи двух великих современников, проходя мимо дома № 42 на Невском проспекте.

В Гостиный двор за покупками, или Кто что и как покупает