Достоевский. Литературные прогулки по Невскому проспекту. От Зимнего дворца до Знаменской площади

О том, как на этот раз принимали Достоевского, у нас вновь нет никаких свидетельств. Отметим только, что, хотя к этому времени уже было опубликовано несколько глав «Записок из Мертвого Дома», писатель вновь избрал для своего выступления произведение докаторжного периода. Можно предположить, что в накаленной атмосфере начала 1861 г. чтение эпизода из книги о сибирской каторге вызвало бы самый горячий прием. Но, возможно, именно чрезмерной реакции аудитории и опасался в этом случае Достоевский. Так, характеризуя реакцию публики на чтение в этот вечер Аполлоном Майковым стихотворения «Два карлина», Е. А. Штакеншнейдер^[382] замечает: это «стихотворение грациозное, миленькое, умненькое, но есть в нем одно слово — „деспот“, — это слово публика подхватила и стала хлопать. Ей как будто иногда и дела нет, к чему иное слово относится. Говорят, что отставные кавалерийские лошади, заслышав военную трубу, хотя бы в эту минуту и были впряжены в водовозную бочку, тотчас начинают выделывать все аллюры, которым их когда-то учили. Вот так и публика»^[383]. Достоевский же, находившийся под негласным полицейском надзором, судя по всему, в это время чрезвычайно опасался цензурных преследований в отношении своей «каторжной эпопеи». Вполне сознавая, какой исключительный читательский интерес должны были вызвать его «Записки из Мертвого Дома», он тем не менее даже не рискнул начать их публикацию в журнале «Время», издание которого с начала 1861 г. они предприняли со старшим братом Михаилом, а предпочел, в качестве «пробного шара», напечатать первые главы в газете «Русский мир».^[384] Е. А. Штакеншнейдер не однажды касается в своем дневнике темы полицейских шпионов, негласно присутствовавших в аудитории на благотворительных чтениях 1860–1861 гг.^[385] Можно предположить, что Достоевский решил до поры до времени не рисковать, чтобы какой-нибудь эксцесс на литературных чтениях не поставил под удар дальнейшую публикацию «Записок…», которую он намеревался продолжить в собственном журнале.^[386] Чтение «Неточки Незвановой» и «Бедных людей» было в этом отношении гораздо безопаснее.

Пассаж в Пассаже

От биографии Достоевского теперь подошло время снова обратиться к его творчеству и вспомнить одно совершенно необычное произведение, действие которого разворачивается именно в Пассаже. Показательно уже название произведения: «Крокодил. Необыкновенное происшествие, или Пассаж в Пассаже». Еще более замечателен подзаголовок: «Справедливая повесть о том, как один господин, известных лет и известной наружности, пассажным крокодилом был проглочен живьем, весь без остатка, и что из этого вышло».

Начало этой «справедливой повести» было напечатано в февральской книжке журнала «Эпоха» за 1865 г., который после смерти брата Михаила единолично издавал Достоевский. Продолжение планировалось поместить в следующем, мартовском выпуске. Но весной 1865 г. журнал потерпел банкротство и прекратил свое существование. Продолжения публикации «Крокодила» не последовало, оно даже не было написано (хотя в записных тетрадях Достоевского сохранилось много набросков, намечающих дальнейшую разработку сюжета).

По своей художественной природе повесть «Крокодил» представляет оригинальный образец довольно редкого в творческой работе Достоевского фантастического гротеска. Завязка действия происходит в одном из магазинов петербургского Пассажа^[387], где заезжий немецкий предприниматель показывает за известную плату разных диковинных заморских животных, в числе которых находится и «огромнейший крокодил» (любовно именуемый хозяином Карльхен). Чиновник Иван Матвеич, главный герой произведения, заходит в этот магазин, сопровождая свою супругу, Елену Ивановну, воспылавшую непреодолимым желанием увидеть крокодила, о котором много говорили в городе. Крокодил, однако, разочаровал героиню: он, как бревно, лежал на дне большого жестяного ящика «в виде как бы ванны, накрытый крепкою железною сеткой», и не подавал признаков жизни. Чтобы возбудить интерес посетительницы, хозяин-крокодильщик, «приподняв до половины сетку ящика, стал палочкой тыкать крокодила в голову», на что «коварное чудовище, чтоб показать свои признаки жизни, слегка пошевелило лапами и хвостом, приподняло рыло и испустило нечто подобное продолжительному сопенью».

Сложно представить, что иное ожидала увидеть Елена Ивановна, но крокодил показался ей противным и ужасным, и в сопровождении друга семьи, еще одного чиновника Семена Семеновича Захожего, от лица которого, собственно, и ведется повествование, она отошла от крокодила, обратив всё свое внимание на обезьян, находившихся в шкафу у противоположной стены. Муж же ее, Иван Матвеевич, остался около ящика с крокодилом. «Взяв свою перчатку, он начал щекотать ею нос крокодила, желая, как признался он после, заставить его вновь сопеть».

Интерьер петербургского Пассажа. Фотография XIX в.