Вот тут сержант милиции Фандей, явившийся с дежурства прямо в кинотеатр, и схватился за наган, привстал из двенадцатого ряда и, полный сострадания к пенсионерам, женщинам и детям, выпустил обойму прямо в лоб нахалу.
Тот вскинул руки и упал. Однако ноту продолжал держать.
Ансамбль его уже давно дал деру — исключительно толковые ребята, деловые…
Все, разумеется, посыпали из зала вон, не в силах больше наблюдать такой кошмар.
Певца же быстро подхватили, уволокли со сцены в комнату администратора, сказали пару скорбно-теплых слов и, заказавши гроб, свезли на кладбище.
К полуночи его похоронили.
Вроде — кончено. Но нет! Нота из двенадцатой октавы, волнующая, чистая, по-прежнему звучит из-под земли.
Из столицы наведывались специалисты, да только все руками разводили.
Было решено певца оставить навсегда в Ежополе. Ну — как бы в дар… Не везти ж такой позор домой!
И своего хватает.
А истинные почитатели вокала до сих пор нет-нет, да и заглянут, словно ненароком, на то кладбище, чтобы услышать это чудо из чудес.
Отцы города повелели интуристов тоже сюда завозить, чтоб не очень-то кичились своими буржуазными свободами и разнообразием товаров широкого потребления.
А прочий люд, из славных трудовых ежополян, с опаской, делая крюк на километр, обходит это кладбище.
Такая вот ужасная история приключилась как-то раз в городе Ежополе.
Случилось так, что в городе Ежополе Надъежопкинскую набережную переименовали в набережную имени Законных прав.
Из столицы вскоре прилетел запрос: «Каких-таких прав?».
Отцы города, дабы не ударить лицом в грязь, немедля уточнили: мол, «Набережная имени Законных Прав Палестинского Населения».
В столице обомлели: «Какого еще населения?! Откуда?!».
Отцы города занервничали, но, не видя в том никакой предосудительности, на всякий случай уточнили дальше: «Набережная имени Законных Прав Палестинского Населения Оккупированных Территорий».
Реакция в столице была ясной и простой: «Да вы что там, спятили?!»
Отцы города растерялись совершенно и в панике дали название такое: «Набережная имени Оккупированных Территорий».
В столице наступило пугающее молчание.
Тогда отцы города полностью осатанели в рвении своем и, не зная, что же дальше предпринять, название вовсе упразднили, а придумали другое — «Надъежопкинская набережная». Ни имени, ничего…
И с тех пор очень гордились таким удивительным, красивым названием.
Главное — звучало свежо. И без выкрутасов.
Как город мирового значения Ежополь порешил организовать у себя образцовый симфонический оркестр.
Отцы города были наслышаны, что оркестр — это куча музыкантов, которые что-нибудь вместе играют.
Для того, чтобы играть, нужно уметь играть. Этому, как опять же были наслышаны отцы города, людей учат в консерваториях.
Поначалу так и хотели — учредить консерваторию, и дело с концом.
Но тут мэр Ендюк по нечаянности узнал, что учатся в консерваториях целых пять лет, и, стало быть, вон сколько — еще одну пятилетку! — надобно ждать, пока в Ежополе появится порядочный оркестр.
А такое не входило ни в какие расчеты, поскольку, очарованные дивными музыкальными перспективами, отцы города уже разослали во все концы приглашения на скорые концерты, которые, конечно же, затмят столицу, Пензу и Нью-Йорк.
Дело пахло изрядным скандалом.
И тогда мэр Ендюк еще раз доказал всем, что не зря он столько лет — бессменный мэр.
Сутки не евши и, наверное, не пивши, а только размышляя, он вдруг сообразил: чтобы научиться играть, музыканты — играют!
Так за чем же дело?! Пускай наиболее сознательные граждане Ежополя соберутся вместе и играют!
Поначалу будет, может, и не больно хорошо, но потом-то все определенно образуется! Ведь главное — начать.
Поэтому мэр Ендюк отдал приказ никаких консерваторий в городе не открывать, а сразу учредить оркестр и считать его консерваторией без отрыва от производства. Очень современно.
Тотчас закупили прорву разных музыкальных инструментов (все больше скрипок, балалаек и фаготов), собрали народ — человек триста пятьдесят удалось подбить, прельстив гастролями в далекий город Кокчетав и даже в город-побратим Тегусигальпу, — и всем им велели играть.
Филармонию, хотя и собирались, отстроить еще не успели, так что, посовещавшись, отцы города решили, чтобы играли пока в зале ожидания Главного вокзала.
Впоследствии, впрочем, мэру так приглянулись его лепные потолки, что он отменил срочное строительство и повелел вокзал, бывший в прошлом веке городской конюшней, считать народной филармонией и консерваторией одновременно.
После чего все стали дожидаться съезда почетных гостей.
А теперь приспело время рассказать про Ежопольскую кинофикацию, ибо равной ей не было во всем мире.
Город имел изрядный кинотеатр, пять уличных экранов и свою киностудию.
Искусство там творилось, в сущности, везде — от гардероба до клозета.
Все как бы походя и без натуги ввергалось в ранг нетленного искусства.
Режиссеры смотрелись солидно. Сами по себе они были совершеннейшие глазыри.