Достойное общество

Те противоречащие друг другу позиции, которые я успел обрисовать, зачастую черпают силы из резонансных образов, связанных с обществом всеобщего благосостояния. Здесь легко можно запутаться и начать идентифицировать общество всеобщего благосостояния с привычными стереотипами, которые транслируют его главные фигуранты: с одной стороны окажутся добрые и благородные социальные работники, беззаветно преданные своим подопечным семействам; с другой – отвратительные ночные визиты специалистов из надзорных служб в квартиры матерей-одиночек с целью выяснить, не прячется ли там под кроватью мужчина.

И те, и другие истории будут основаны на реальных фактах, и здесь мне сказать нечего. Я попытался сравнить аспекты унижения в обществе милосердия и в обществе всеобщего благосостояния, сосредоточив внимание скорее на идеальных типах, нежели на реальных проявлениях. Под идеальными типами я понимаю не только типы человеческие, но также и те принципы, на которых строятся соответственно общество милосердия и общество всеобщего благосостояния. Нам следует помнить, что чиновники, которых мы привыкли ассоциировать с обществом всеобщего благосостояния, не являются исключительной особенностью именно этого общества. Традиционные общества милосердия зачастую также функционировали при участии назначенных сверху чиновников, а не только тех людей, которые собирали пожертвования, добровольно или по поручению общины. Мусульманская благотворительность в больших городах, церковные благотворительные фонды, аналогичные фонды в традиционных еврейских общинах так или иначе опираются на вполне солидные бюрократические структуры. Даже сбор денег не основан исключительно на добровольных пожертвованиях, но представляет собой разновидность налогообложения, за которой стоят достаточно серьезные возможности принудить конкретного человека сделать очередной взнос. Какая, в сущности, разница, основано подобное принуждение к взносам на общественном давлении – например, в форме отлучения от религиозной жизни, что вполне может привести к полному жизненному краху, – или на институциональных санкциях?

Следовательно, сравнивать между собой следует прежде всего те принципы, которыми руководствуется каждое из двух обществ при организации помощи своим нуждающимся. Общество милосердия в его наиболее чистой форме построено на принципе благотворительности, общество всеобщего благосостояния – на принципе делегирования полномочий. Я утверждаю, что общество, которое помогает нуждающимся, основываясь на представлении о том, что эта помощь положена по закону, унижает человека меньше, о какой бы сфере применения этого принципа ни шла речь, чем общество, основанное на благотворительности. Как я уже сказал, это утверждение основано на анализе идеальных типов, которые имеют отношение скорее к области идей, чем к реальной жизни. В идеальном смысле слова общество всеобщего благосостояния должно унижать меньше, чем общество милосердия. Но утверждая, что общество милосердия руководствуется принципом благотворительности, я вовсе не имею в виду, что взносы на благотворительность там в действительности делают только от чистого сердца и что этот акт не может быть результатом обязывающих социальных диспозиций. Милостыня представляет собой одно из значимых социальных обязательств в обществах милосердия. И хотя дающий обязан давать, проситель получает подаяние как дар, а не как то, что ему положено по праву. Иными словами, обязанности здесь не связаны с правами.

Парадокс милосердия

Предыдущий параграф мог оставить впечатление, что общество милосердия и общество всеобщего благосостояния различаются только той мотивацией, которая стоит за перераспределением средств, и что вопрос состоит только в том, стоит за этим благотворительность (которая маскирует чувство превосходства) или обязательства перед нуждающимися, которым помощь положена по закону. В обществе всеобщего благосостояния получатели помощи чувствуют себя униженными в тех случаях, когда чиновники ведут себя так, словно проявляют личную щедрость касательно того, что получателю положено по закону. Общество всеобщего благосостояния унижает нуждающихся, когда чиновники действуют согласно нормам, принятым в обществе милосердия. Нас интересует сопоставление двух обществ в их идеальных формах. Следовательно, вопрос заключается в том, способны ли мы представить общество милосердия, построенное на чистом мотиве оказания помощи – без того, чтобы унижать получателей благ, но исходя из искренней заботы об их благополучии. Если такое общество милосердия в принципе возможно, то унизительная практика раздачи милостыни представляет собой всего лишь искажение его истинной природы. Речь идет, как я уже сказал, об искажении идеальной модели общества милосердия, а не о статистическом отклонении от нормального положения дел в реальных обществах милосердия. Нам следует рассмотреть благотворительность в чистом смысле слова, а не тогда, когда она призвана маскировать эгоистическое самодовольство благотворителя.