Достойное общество

Однако существует и другой подход к пониманию того, почему Бог нуждается в почитании даже со стороны недостойных. Речь идет об интерпретации потребности в славе через парадокс, смежный с парадоксом унижения, а именно через парадокс любви. В противоположность унижающему влюбленный видит в объекте своей любви человека. Обращаться с любимым как с человеком – значит признавать за ним свободу выбора. С одной стороны, влюбленный желает, чтобы объект его любви принадлежал только ему одному. С другой же стороны, ему хочется, чтобы возлюбленная выбирала его по своей собственной воле. Таким образом, он постоянно разрывается между тягой к абсолютному контролю над возлюбленной ради полного ее присвоения и противоположным стремлением к тому, чтобы она оставалась свободной в своем выборе, хоть бы это и ставило под угрозу его собственное положение в качестве ее единственной любви (к примеру, именно такова ситуация прустовской Альбертины в понимании Сартра). Бог хочет, чтобы любили и славили его и только его, однако эта любовь и это поклонение имеют ценность только в том случае, если исходят от существ, способных делать выбор, в том числе и вопиюще неверный (то есть даже в пользу поклонения всяким ничтожествам).

Как свидетельствуют данные парадоксы, в делах любви и унижения всегда присутствует некий элемент противоречия, причем противоречия не логического (ведь в таком случае никто никого по-настоящему не любил бы и не унижал), а скорее концептуального свойства – противоречия, поднимающего вопрос о том, можно ли каким-либо образом обосновать возникновение чувств любви и унижения. Я пытаюсь доказать, что человек вполне обоснованно испытывает болезненное чувство, когда его любимая предпочитает ему кого-то менее достойного. То же справедливо и для случаев, когда источником унижения становится некто ничтожный.

С унижением все гораздо очевидней, чем с любовью, поскольку унижение можно испытывать и при отсутствии конкретного персонализированного его источника. Унизительными вполне могут быть условия жизни, если таковые возникают по причине человеческой деятельности. В любви же аналогий этому не встречается. Для унижения не требуется унижающий, поэтому представляется гораздо более важным убедиться в наличии веских причин испытывать это чувство, нежели выяснить, кто именно является его причиной. Поскольку нас в данном случае интересует унижение институциональное, агентами которого выступают клерки, полицейские, солдаты, надзиратели, учителя, социальные работники, судьи и прочие представители органов власти, мы вольны оставить за скобками субъективные мотивы унижающих и вместо этого попытаться выяснить, является ли унижение следствием их действий. Такой подход в особенности оправдан при рассмотрении системного унижения, не являющегося следствием индивидуальной прихоти того или иного власть имущего лица. Нетрудно рассмотреть системное институциональное унижение как унижающую достоинство ситуацию, оставив без внимания вопрос о том, достаточно ли унижающие значимы как индивиды для того, чтобы унижаемые ими люди имели основания действительно чувствовать себя униженными.

Смещая фокус рассуждений с унижающих на ситуацию унижения, я не пытаюсь освободить тех, кто унижает других от лица властных институций, от личной моральной ответственности за свои поступки. В данном случае я лишь стремлюсь облегчить понимание того, почему с точки зрения жертв унижения считать себя униженными разумно. Переход от унижающего к ситуации унижения важен потому, что институциональное унижение зависит не от личных особенностей унижающего, а только лишь от характера унижения. Таким образом, оно отличается от тех типов унижения, которые могут возникать в процессе межличностных отношений. Нет никакой нужды давать оценку унижающему вас должностному лицу для того, чтобы оценить институцию, в которой это лицо служит. Более того, человеку не нужно даже оценивать эту институцию, чтобы понять, что она властна создавать унизительные условия. В отличие от унижения, любовь не транслируема с индивидуального уровня на институциональный. Институты не могут любить.

Глава 8 Отвержение

Если достойное общество – это общество, в котором нет места унижению, то означает ли это, что в нем также нет места позору? Иначе говоря, должно ли оно одновременно представлять собой общество, чьи институты не позорят тех, кто попадает в их орбиту? Более того, есть ли в нем место устыжению?