Достойные моих гор

Капитан Элиша Стивене с доктором Таунсендом, Джозефом Фостером и индейцем Траки вышли вперед, чтобы убедиться, в самом ли деле там есть эта река и можно ли по ней подняться. Они вернулись через три дня и сообщили, что реку они нашли, что вдоль нее растут прекрасные деревья и трава и что, возможно, где-то впереди есть проход через горы.

Партия Стивенса не двинулась с места, пока не заготовила двухдневный рацион горячей пищи, не заполнила всех емкостей водой и не подготовила свои фургоны, а потом форсированным маршем за тридцать шесть часов добралась по пустыне до Бойлинг-Спрингс. Еще один двадцатичетырехчасовой бросок вывел их к реке. Совершив двухдневный привал, для восстановления сил скота, партия начала подъе!? вдоль реки, которую они назвали Траки в честь индейского проводника, Щедро пользуясь обилием воды, пастбищ и дичи.

После нескольких дней пути отвесные берега реки начали сходиться все теснее, местность стала более суровой, фургоны и скот приходилось вести по руслу, которое стало настолько извилистым, что его приходилось пересекать по десять раз на день.

«Несчастные, с разбитыми копытам!^г волы, протрудившись целый день, ночами ревели, требуя пищи, столь жалобно, что эмигранты забывали о собственных несчастьях от жалости к животным».

Неделями пришлось блул;дать по каньонам, пока партия не добралась до хороших пастбищ на луговине, окруженной покрытыми соснами склонами, а затем, продвигаясь сквозь заросшую лесом местность, достигла замерзшего озера. Перед пей оказалась стопа куполообразных гранитных вершил.

И снова Стивене с отборными людьми отправился на разведку и отыскал среди возвышающихся пиков узкий, вьющийся проход, который, по его предположениям, был проходом в горной гряде и мог бы вывести их на противоположный склон.

Грозные горы обескуражили доктора Таунсепда, который вез с собой полный фургон товаров для продажи в Калифорнии. Мозес Шалленбергер, семнадцатилетний приемный сын Таунсепда, согласился построить хижину и остаться на озере, где, занимаясь охотой, он сможет провести опасную и полную лишений зиму. А весной доктор Таунсенд вернется с упряжными волами, и они уже без риска доставят на место товары. Еще два молодых человека - Джозеф Фостер и Аллен Монтгомери - решили остаться с парнишкой.

На горной цепи уже лежал снег глубиною в два фута. Фургоны пришлось разгрузить, грузы переносились на плечах мужчин, а упряжки приходилось сдваивать и страивать, чтобы тянуть пустые фургоны. Примерно на половине подъема партии преградила путь вертикальная стена. Отчаянные поиски привели к узкой расселине, по которой с трудом мог продвигаться один человек, ведя на поводу вола.

Внизу к передку фургона прикреплялись цепи, в которые впрягались выведенные наверх упряжки волов. Упряжки двигались поверху, а люди подталкивали фургоны снизу - таким образом удалось успешно поднять все фургоны по почти вертикальной каменной стене. И снова люди оказались достойными гор.

Еще двадцать пять миль упорного продвижения на запад привели их к верховьям реки Юба. Здесь несколько семей решили дождаться таяния снегов. Часть наиболее здоровых мужчин начала спуск с отрогов гор и достигла форта Саттера между 10 и 13 декабря 1844 года.

Позади, на берегу озера, трое молодых людей, оставшихся стеречь фургон доктора Таунсенда, оказались перед лицом голодной зимы. Глубокие снегопады сделали охоту невозможной. Соорудив кое-как самодельные снегоступы, они решили форсировать горы. Фостеру и Монтгомери это удалось, но Мозес Шалленбергер заболел и вернулся назад, чтобы в одиночестве провести зиму в хижине.

Остатки партии Стивенса спустились с гор в калифорнийскую долину в добром здравии и в хорошем расположении духа, их фургоны и снаряжение не пострадали. Джону Бидуэллу и Чилсу с Уокером, которые тоже пытались провести фургоны, это не удалось. Партия Стивенса не только разведала последнюю треть пути в Калифорнию, но и оказалась провозвестницей начала красочной эры крытых фургонов.

Глава XIV

Демократическая армия выступает за неправое дело

Жестокость не была в характере калифорнийцев, чаще всего дуэли велись при помощи не столько шпаг, сколько ядовитых посланий. Помимо охоты па медведей гризли и на диких лошадей, спорт у них в основном сводился к демонстрации верхового искусства; считалось, что со времен Чингисхана не было более искусных наездников. Утверждали, что многие из них способны были на полном скаку поднять с земли фасолину.