Достойный жених. Книга 1

Девочка была так потрясена упреком любящей бабушки, что даже не обиделась, но на всякий случай притихла и стала внимательно слушать.

– Это неправда, слышишь? Неправда! И не надо им внушать всякие глупости, – заявила госпожа Рупа Мера, погрозив пальцем Минакши.

– Как можно внушить человеку то, до чего он сам давно додумался? – последовал прохладный ответ.

– Хватит строить козни, Минакши, я этого не потерплю!

– Но, ма, дорогая! – с удивленная улыбкой воскликнула Минакши. – Вы перегибаете палку! Никаких козней никто не строит, я лишь подмечаю и принимаю происходящее.

– А я не собираюсь принимать, – заявила госпожа Рупа Мера. Страшная мысль, что придется принести очередное дитя на алтарь Чаттерджи, пробудила в ней ярость. – Мы немедленно уезжаем в Брахмпур. – Она умолкла. – Нет, не в Брахмпур… Куда-нибудь еще.

– Думаете, Латс смиренно потащится за вами? – спросила Минакши, лениво разминая и потягивая длинную шею.

– Лата – славная и умная девушка, она всегда меня слушается. Не то что некоторые своевольные и непослушные девицы, возомнившие себя современными женщинами. Она хорошо воспитана.

Минакши томно покрутила головой, взглянула на ногти, а потом на часы:

– Ой, мне через десять минут надо быть в другом месте. Ма, присмотрите за Апарной?

Госпожа Рупа Мера молча согласилась. Минакши прекрасно знала, что свекровь только рада провести время со своей единственной внучкой.

– Буду дома к половине седьмого, – сказала Минакши. – Арун говорил, что сегодня задержится.

Госпожа Рупа Мера была так раздосадована, что ничего на это не ответила. Но за досадой где-то в глубине души начинала понемногу нарастать и захватывать всю ее целиком паника.

7.41

Амит и Лата бродили среди бесчисленных книжных киосков на Колледж-стрит. (Куку ушла с Кришнаном пить кофе – якобы его нужно было «задобрить», но Амит, к ее бесконечному недовольству, даже не уточнил почему.)

– Здесь миллионы книг! Думается, здесь все можно отыскать! – сказала потрясенная до глубины души Лата.

Надо же, несколько сот квадратных ярдов города отданы исключительно под книги – книги на мостовых, книги на импровизированных полках, сооруженных прямо на улице, книги в библиотеке и Президенси-колледже, книги новые, бывшие в употреблении и зачитанные до дыр… Здесь было все – от монографий по гальванопластике до последнего романа Агаты Кристи.

– Думаю, – поправил ее Амит.

– Нет, это я так думаю.

– Вот именно, думаешь ты, а не кому-то там «думается». Сегодня многие этим грешат, в Англии так вообще все поголовно: будто с ними все происходит само собой, помимо их воли. Боюсь, индийцы так и будут злоупотреблять возвратными глаголами, даже когда сами англичане давно забудут про этот идиотизм.

Лата покраснела, но ничего не сказала. Биш, вспомнила она, постоянно говорил про себя «видится», «хочется», «ощущается», и это действительно звучало глупо.

– Даже хуже, чем вездесущее «как бы», – сказал Амит.

– Ты прав.

– Просто вообрази, если я сказал бы: «Что-то мне любится», – не унимался Амит. – Или того хуже: «Мне любится Лата». Разве не глупо?

– Глупо, – признала Лата, хмуря брови. Ей казалось, что Амит излишне бравирует своим профессионализмом. А слова про любовь сразу и некстати напомнили ей о Кабире.

– Ужасно раздражает.

– Представляю. Или нет: мне представляется…

– Правильно представляется! – улыбнулся Амит.

– Каково это – писать роман? – помолчав, спросила Лата. – Наверное, писатель вынужден вовсе отказаться от «я»?

– Не знаю, это же мой первенец. Я в процессе выяснения. Пока роман очень напоминает баньян.

– Хм, – понимающе сказала Лата, хотя на самом деле ничего не поняла.

– Я имею в виду, – пояснил Амит, – что он разрастается, лезет во все стороны, то и дело выпуская ветви, которые затем укореняются, превращаются в стволы, переплетаются с другими ветвями… и порой отмирают. А когда-нибудь может погибнуть и основной ствол, его вырежут – и вся конструкция будет состоять из одних лишь второстепенных стволов… Ты поймешь, что я имею в виду, когда побываешь в Ботаническом саду. Баньян живет собственной жизнью – но то же самое можно сказать о птицах, змеях, пчелах, ящерицах и термитах, живущих в нем, на нем и рядом. А еще роман похож на Ганг с его верхними, средними и нижними притоками… и дельтой, конечно.

– Конечно, – кивнула Лата.

– У меня такое чувство, – заметил Амит, – что ты надо мной смеешься.

– Ты уже много написал?

– Примерно треть.

– Ну вот, а я постоянно отрываю тебя от работы.

– Вовсе нет.

– Роман, если я правильно помню, про голод в Бенгалии сорок третьего года?

– Да.

– У тебя сохранились какие-то воспоминания о той поре?

– Да. Я очень хорошо все запомнил. Только восемь лет прошло… – Он умолк. – Я тогда был студентом, участвовал в пикетах… Но знаешь, у нашей семьи даже тогда был пес, и кормили его очень хорошо. – Он смутился и замолчал.

– Как думаешь, автора обязательно должно трогать то, о чем он пишет? – спросила Лата.

– Без понятия, – признался Амит. – Порой у меня лучше всего получается писать о том, что совершенно меня не волнует. Хотя не всегда.